Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс - Наталья Андреева

Два часа ушло на писанину. Разумеется, под руководством капитана Свистунова, который сидел рядом и то и дело заглядывал через плечо. Он же, следователь Мукаев, столько прочитал за последнее время протоколов, что освоился с их сухим казенным языком вполне. Показалось вдруг, что другого-то и не знал. А главное, вспомнил наконец, как писать. И вспомнил, что левша, потому и буквы получились в первый раз такие неровные. Пробовал писать правой рукой, а, оказывается, надо было левой. Теперь пошло. Свистунов отметил это с удовлетворением:

– Ну вот. А я уж волноваться начал. Человек многое может забыть в результате амнéзии, но то, что он из левши станет вдруг правшой, – это вряд ли. Кстати, у всех левшей почерк похожий. С наклоном в левую сторону. И там, на берегу, ты все правильно показал.

– Дался тебе мой почерк! Заладил: «кстати, кстати»! На себя посмотри.

– А что я? Я двурукий, – подмигнул вдруг Свистунов.

– Как это двурукий? Отчего? – удивился он.

– А ты не помнишь? Неужели не помнишь?

– Нет.

– Да. Избирательно, Ваня, к тебе возвращается память. А мы ведь с тобой в одни ясельки ходили, в один детский сад. Играли вместе. Ты всегда был начальником: то маршал Жуков, то Штирлиц, то Василий Иванович Чапаев. А я при тебе Петькой. Вечный адъютант. Когда в школу пошли, выяснилось, что ты левша. Ну никак не хотел писать правой. А учительница была упрямая. Решила, во что бы то ни стало тебя переучить. Но и ты был упрям. Коса на камень, что называется. Тогда-то тебя в первый раз и назвали Мýкой. В учительской. Билась она с тобой, билась, а ты правой писать ни в какую не хотел. Двоек хватал! И тогда я решил из солидарности к тебе присоединиться. От природы я правша, но, начиная с первого класса, стал развивать и левую руку. Годы упорной тренировки, Ваня.

– А почему ты это делал, когда история с первой учительницей уже закончилась? Кстати, кто победил?

– Мы с тобой. Когда в классе появилось два левши, она сдалась. Я писал левой рукой все время, пока учился в начальной школе. Раз уж стал врать, что по-другому не можешь, надо стоять до конца.

– А у тебя, оказывается, характер тот еще! – удивленно сказал Иван.

– А ты думал? В нашей дружбе, Ваня, ты всегда был главным. А я смотрел и на ус мотал. Например, сразу понял, что точный удар левой для противника всегда неожиданный и неудобный. Это когда мы пацанами в секцию бокса записались. Мне же хотелось до тебя дотянуться. Ты был подвижнее, талантливее, бесспорно, как и во всех видах спорта. А я зато бил одинаково сильно с двух рук. Вспоминаешь? Левый кросс? А? Как я тебя однажды приложил? А ты ведь не ожидал. Думал, что левая – это только твое.

– Разве мы были в одном весе? – негромко спросил он.

– Одно время были.

– И кто выиграл первенство города?

– Можно сказать, ничья.

– Как это ничья?

– Победила дружба. Я понял, что выигрываю по очкам, и прекратил бой, сославшись на травму. Бровь, мол, потекла. Не ложиться же под тебя из дружеских чувств? У меня, знаешь, тоже – характер.

– Но зачем? Зачем ты это сделал, Свисток?

– Ты никогда не умел проигрывать. Если бы первое место дали мне, а ты стоял бы на ступеньку ниже, наступил бы конец нашей дружбы. Никогда б ты мне, Ваня, этого не простил.

– А ты ею так дорожил? Дружбой нашей?

– Дорожу. Неужели ничего еще не понял?

– Понял. Теперь понял все. Значит, так же как первое место на городских соревнованиях, ты отдал мне любимую женщину? Сославшись на травму? А, Руслан? Или просто испугался, что на этот раз по очкам обойти не удастся? Тут надо нокаутом: укладывать противника сразу. На спину.

– Да заткнись ты! Пошляк. Заткнись!

– Ладно, заткнусь.

– Давай лучше вернемся к делам.

– Подожди. Объясни все-таки, к чему этот экскурс в прошлое?

– Подумай.

– А насчет левши? Ты, значит, и писать умеешь обеими руками, и бьешь с левой так же, как с правой?

– Хочешь проверить?

Капитан Свистунов шутливо встал в боксерскую стойку. А он… Он не смог ответить, потому что не знал, куда деть руки. Бить человека по лицу? Дикость какая-то! Хотя если раскачать в себе этот пузырь, как следует раскачать, то…

– Я пошутил, – примирительно сказал Руслан. – Не таращи глаза. А то и в самом деле вмажешь сейчас! У меня реакция не такая, сдаюсь. Ты легкий, подвижный. Я помню, как ты однажды под мою правую поднырнул, – он потер скулу, – на следующий день после моего левого кросса. Трещина, однако, была. Ничего, зажило, как на собаке… На самом деле я с утра тебе сюрприз готовил.

– Какой сюрприз?

– Телефон. Ты хотел одной даме позвонить. Платиновой блондинке. Кстати, девичья ее фамилия Соловьева. Лариса Соловьева, я у жены справился. А теперь действительно Бушуева. И уже Лора. Лора Бушуева. Так как?

– Когда же ты успел?

– В выходные, мой друг, в выходные. Кто отдыхает, а кто работает.

– Похоже, у тебя с женой не ладится? Так, Руслан? Раз ты в выходные работаешь?

– А вот это не твое дело, – нахмурился Свистунов.

– Давай телефон. Не хочешь откровенничать, не надо.

– А кто ты такой, чтобы я с тобой откровенничал? Кто ты?!

– Я? Кто я? Иван Александрович Мукаев, следователь районной прокуратуры, проживаю с женой Зоей и двумя детьми по адресу…

– Да хватит уже! Выучил, молодец. На, звони.

Он взял у Руслана листок с цифрами, повертел его в руке. 8-902…

– Может, выйдешь?

Свистунов вышел, громко хлопнув дверью. Он набрал номер.

– Да. Говорите.

– Лора?

В трубке сдавленное:

– Я не могу сейчас говорить. Перезвони через пять минут.

– Но…

– Через пять минут.

Гудки. Он понял, что Лора не одна. Славик где-то поблизости. Сейчас она выйдет в сад, спрячется где-нибудь, быть может в беседке. К чему такая тайна? Подождал немного, потом снова набрал номер:

– Лора?

– Иван? Это ты?

– Да. Я.

– Откуда звонишь?

– С работы.

– Ты что, еще на работе?!

– Нам бы поговорить.

– Да. Конечно. Слушай, Славик завтра уезжает по делам. Ночью его не будет.

– Ночью? Зачем же ночью?

– Да хватит уже! Что за шутки? Я тебя жду. Приходи. Только, пожалуйста, сделай так, чтобы тебя никто не видел.

– В окно, что ли, лезть?

– А ты разучился?

– Хотелось бы через дверь…