Питер Пэн должен умереть - Джон Вердон

Черный Капюшон остался у ограды один. Снова повернувшись к аттракционам, он с почти мечтательной задумчивостью смотрел на яркие огни колеса обозрения. В движениях его сквозила размеренная плавность, а замер он так неподвижно, что Гурни это показалось скорее взрослой, чем детской чертой.

Черный Капюшон (как называл его Гурни про себя, не желая преждевременно присваивать ему имя убийцы) держал руки в карманах толстовки – куда более удобный способ скрыть руки, кожа на которых очень сильно выдает возраст, чем перчатки, которые в августе выглядели бы странновато. Рост его – не более пяти футов – соответствовал росту Питера Пэна, да и тип сложения, оставляющий открытым вопрос о том, какого он пола, совпадал тоже. На черных тренировочных штанах и кроссовках виднелись пятна грязи, что было бы неудивительно после бешеной гонки на квадроцикле по склонам Барроу-хилл и по заболоченному пастбищу за ярмаркой. А подслушанный обрывок разговора у ограды наводил на мысль, что сегодня вечером Черный Капюшон еще и торговал наркотиками – что объяснило бы, как чужак с такой легкостью затесался в компашку местных подростков.

Пока Гурни рассматривал эту фигурку во всем черном и взвешивал косвенные свидетельства, заполнявший ярмарку поток бренчащей и звенящей кантри-музыки вдруг остановился, на несколько секунд сменившись громким шумом помех, а затем объявлением: «Дамы и господа, просим внимания. Передаем срочное объявление. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Срочное объявление. На ярмарке произошло несколько пожаров неизвестного характера. Для безопасности всех присутствующих мы отменяем намеченную на вечер программу и приступаем к эвакуации ярмарки в безопасном и организованном порядке. По завершении уже начатых на аттракционах туров и заездов новых проводиться не будет. Просим всех участников ярмарки закрыть выставки и прекратить торговлю. Просим всех исполнять указания сотрудников службы безопасности, пожарных и медицинского персонала. Это срочное объявление. Все посетители ярмарки должны организованно проследовать к выходам и парковкам. Повторяю, произошло несколько пожаров неизвестного характера. Для общей безопасности необходимо начать организованную эвакуацию…»

Объявление прервал новый, самый громкий за все это время взрыв.

Паника ширилась. Крики. Матери в ужасе звали детей. Посетители растерянно оглядывались по сторонам. Иные застыли на месте, иные бросались сломя голову неизвестно куда.

Черный Капюшон у перил, глядевший на огромное колесо обозрения, не проявил ни тени эмоции. Ни потрясения, ни любопытства. Что, по мнению Гурни, было самым уличающим доказательством. Как мог он сохранять такое спокойствие – если только происходящее вовсе не было для него неожиданностью?

Впрочем, как то часто бывало с умозаключениями Гурни, нарастающая уверенность пришла вместе с нарастающей осторожностью. Он слишком хорошо сознавал, как от излишней уверенности подчас начинаешь подтасовывать факты, подстраиваешь их под нужный тебе вывод. Как только ответ, пусть даже ошибочный, начинает обретать форму – разум неосознанно выбирает все факты, которые поддерживают ответ, и отбраковывает те, что ему противоречат. Результат может быть весьма плачевен, а уж в расследовании – катастрофичен.

Предположим, Черный Капюшон – просто-напросто жалкий наркоман, накачавшийся до полной потери осознанности, так что огни ярмарки занимают его куда больше любой реальной опасности. Предположим, он просто-напросто один из пятидесяти или ста тысяч людей на планете, обладающих маленьким крючковатым носом. Предположим, пятна грязи у него на штанах оставлены неделю назад?

Предположим, все, что казалось подтверждением его догадок и ясным ответом, и не ответ вовсе.

Чтобы снять все эти сомнения, Гурни должен был что-нибудь предпринять – неважно, что. Причем – в одиночку. Причем – быстро. Для изящных маневров времени не оставалось. Как и для работы в команде. Одному богу известно, где сейчас Хардвик. А шансов на сотрудничество с местными полицейскими – никаких, они, скорее всего, уже из сил выбиваются, пытаясь обуздать воцарившийся хаос. Не говоря уже о том досадном обстоятельстве, что он успел обзавестись врагом из их числа. Если сейчас обратиться к ним за помощью, его скорее арестуют, чем станут помогать в разрешении вопроса с Черным Капюшоном.

Аттракционы все еще скрежетали и громыхали вокруг своих механических остовов. Колесо обозрения крутилось медленно, сам размер и относительная бесшумность движения наделяли его неким подобием величия на фоне меньших и более шумных конструкций. У ограждения скапливалось все больше встревоженных родителей – вероятно, чтобы забрать детей, как только те сойдут на землю.

Гурни не мог дольше ждать.

Сжав в болтающемся кармане толстовки «Беретту» и сняв ее с предохранителя, он прошел вдоль ограды так, чтобы оказаться в нескольких шагах за спиной Черного Капюшона и, действуя на основании чего-то большего, чем просто инстинкт и импульс, тихонько запел:

Мужчина с женщиной, стоящие рядом с Гурни, покосились на него подозрительно. Черный Капюшон не шелохнулся.

Аттракцион под названием «Бешеный волчок» остановился с лязгом, точно в классную доску забивали гигантские гвозди, и изрыгнул несколько десятков чуть ошалелых детей, большинство из которых быстро разобрали родители. Пространство вокруг Гурни слегка расчистилось.

Нацелив спрятанную в кармане «Беретту» в спину стоявшего перед ним человека, он снова еле слышно запел – стараясь сохранять тот же бестолковый живенький мотивчик детской песни, но уже на свои слова:

Черный Капюшон слегка повернул голову – ровно настолько, чтобы краем глаза различать габариты и местоположение того, кто стоит у него за спиной. Но по-прежнему ничего не сказал.

Гурни различил у него на щеке сбоку несколько темно-красных круглых отметин величиной с горошину – примерно там, где у бандитов нередко бывают вытатуированы слезинки: порой в память об убитых друзьях, а порой в знак убийств, которые они сами совершили.

И вдруг его бросило в дрожь – он осознал, что это не просто красные точки, и даже не слезы.

Это были крохотные красные цветы.

Руки Черного Капюшона скользнули чуть глубже в объемистые карманы его толстовки.

Указательный палец Гурни лег на спусковой крючок «Беретты».

В проходе позади них, в какой-нибудь сотне ярдов, не больше, прозвучал очередной взрыв – а за ним крики, вопли, проклятия, резкий вой нескольких взвывших одновременно пожарных сирен, снова крики, топот бегущих ног. Кто-то отчаянно выкрикнул имя Джозеф.

Черный Капюшон не шелохнулся.

В Гурни начал вскипать гнев при мыслях о том, что происходит у него за спиной, о том, что вызвало все эти крики боли и ужаса. Гнев заставил его произнести следующую фразу: