Питер Пэн должен умереть - Джон Вердон

– Паникос, ты покойник.

– Ты это мне? – Тон вопроса был подозрительно лишен даже намека на беспокойство. Акцент похож на городской, очень небрежный. Сам голос, казалось, принадлежал человеку без возраста – или странному ребенку, и определить по нему пол говорившего было так же невозможно, как по фигуре.

Гурни вглядывался в те немногие черты, которые мог рассмотреть на этом выкрашенном в желтый цвет лице, тонувшем в тени черного капюшона. Яркие ярмарочные огни, вопли ужаса и смятения, доносившиеся с места взрыва, и едкий запах плывущего по ветру дыма преобразили стоявшее перед ним существо: оно словно явилось из потустороннего мира. Миниатюрная копия мрачного жнеца. Малолетний актер в роли демона.

– Это я безупречному Питеру Пэну, застрелившему не того человека.

Лицо под капюшоном медленно повернулось к нему. Следом начал разворачиваться и корпус.

– Стой, где стоишь, – велел Гурни. – Не двигайся.

– Как же не двигаться, мужик, – в голосе Черного Капюшона зазвучали скулящие, испуганные нотки. – Как мне не двигаться?

– А ну стой!

Тот замер. Взгляд немигающих глаз на желтом лице был устремлен на карман, в котором Гурни сжимал «Беретту», готовый выстрелить в любую секунду.

– И что делать будешь, мужик?

Гурни промолчал.

– Щас застрелишь, да? – Стиль речи, интонации, акцент – все выдавало манеру разговора трудного подростка с улицы.

Но все же, подумал Гурни, не совсем так. Сперва он не мог бы объяснить, в чем тут дело, но потом сообразил. Черный Капюшон говорил, как «среднестатистический уличный подросток», без привязки к конкретному району конкретного города. Все равно что британские актеры, играющие жителей Нью-Йорка: акцент плавает от района к району, и получается, что они ниоткуда.

– Застрелю ли? – Гурни задумчиво нахмурился. – Застрелю, если не будешь делать то, что я велю.

– Например, что, мужик? – Черный Капюшон снова начал поворачиваться, словно бы желая заглянуть Гурни в глаза.

– Стой! – Гурни чуть выставил «Беретту» в кармане толстовки вперед, явственнее обозначая ее присутствие.

– Понятия не имею, кто ты, мужик, но крыша у тебя поехала.

Он повернулся еще чуть-чуть.

– Еще дюйм, Паникос, и я спускаю курок.

– Да кто такой, черт возьми, этот Паникос? – тон неожиданно переполнился недоумением и возмущением. Даже чересчур.

– Хочешь знать, кто такой Паникос? – Гурни улыбнулся. – Величайший мазила в своей профессии.

И в этот миг в холодных глазах произошла перемена. Что-то мелькнуло и вновь исчезло, почти мгновенно. Если бы Гурни попросили охарактеризовать то, что он видел, он назвал бы это проблеском чистейшей ненависти.

На смену ей пришла брюзгливая гримаса.

– Да ты спятил, мужик. Двинулся.

– Возможно, – спокойно отозвался Гурни. – Может, я и сошел с ума. Может, застрелю сейчас не того, кого нужно, – совсем как ты. Может, тебе суждено сейчас схлопотать пулю только потому, что ты оказался не в том месте и не в то время. Знаешь ведь, как оно бывает?

– Мужик, ты гонишь! Не можешь же ты как ни в чем не бывало застрелить меня на глазах у тысяч посетителей этой долбанной ярмарки. Только попробуй – и тебе конец, мужик. Раз – и крышка. Только представь себе газетные заголовки: «Псих полицейский убивает беззащитного ребенка». Хочешь, чтобы твоя семья такое увидела?

Гурни улыбнулся еще шире.

– Вижу, к чему ты клонишь. Очень интересно. Ты мне вот что скажи – откуда ты знаешь, что я полицейский?

И во второй раз в этих глазах что-то промелькнуло. Уже не ненависть – скорее, секундная заминка, как на видео, когда запись на миг тормозит, а потом продолжается, как ни в чем не бывало.

– Но ты ж полицейский, верно? Кто же еще? Непременно коп. Ну видно же.

– И что тут такого очевидного?

Черный Капюшон покачал головой.

– Видно, да и все, мужик. – Он невесело рассмеялся, демонстрируя мелкие острые зубы. – И хочешь знать? Я тебе кое-что скажу. Весь этот разговор – хрень собачья. Ты просто чокнутый. Разговор окончен. – Одним быстрым и плавным движением он повернулся к Гурни, приподняв локти, словно птенец – крылья. Глаза у него были расширенны и безумны, обе руки все так же таились в складках огромной, не по размеру, черной толстовки.

Гурни выхватил «Беретту» и выстрелил.

Первым звуком, который услышал Гурни после того, как резко щелкнул выстрел и хрупкая фигурка в черном упала на землю, был исполненный ужаса крик Мадлен.

Она стояла в каких-нибудь двадцати футах от него – должно быть, как раз возвращалась от загонов. На лице у нее отражалось не только естественное потрясение человека, на глазах у которого кого-то застрелили, но и полнейшее непонимание, как стрелявший мог оказаться ее мужем, а жертва, по всей видимости, ребенком. Она застыла на месте, прижимая руку к губам, словно попытка осознать происходящее требовала усилия настолько непомерного, что она не могла даже пошелохнуться.

Другие люди вокруг тоже находились в полном смятении – кто пятился, кто, наоборот, тянул шею, чтобы лучше разглядеть происходящее. Все спрашивали друг у друга, что случилось.

Несколько раз выкрикнув: «Полиция!», Гурни вытащил бумажник и свободной рукой открыл его, поднимая над головой и демонстрируя полицейское удостоверение, чтобы свести к минимуму риск вмешательства вооруженных штатских.

Когда он приблизился к распростертому на земле телу, чтобы удостовериться в том, что опасность нейтрализована, и проверить показатели жизнедеятельности, встревоженный гомон толпы у него за спиной прорезала резкая команда:

– Стой, где стоишь!

Гурни тут же замер. Он множество раз слышал такой тон на работе – ломкий слой гнева, прикрывающий расшалившиеся нервы. Единственная безопасная линия поведения тут состояла в том, чтобы не делать ровным счетом ничего, кроме как повиноваться любым приказам беспрекословно и в точности.

Безошибочно узнаваемый полицейский в штатском подошел к Гурни справа, крепко стиснул его правую руку пониже плеча и забрал у него пистолет. Кто-то другой, подойдя сзади, вынул из поднятой левой руки Гурни бумажник.

Через несколько секунд, потраченных, по всей вероятности, на проверку удостоверения Гурни, нервный голос воскликнул:

– Черт побери… да это ж мы его ищем!

На этот раз Гурни распознал голос того полицейского в форме, что подрабатывал в составе охраны ярмарки.

Встав перед Гурни, полицейский посмотрел на него, потом на лежащее на земле тело, потом снова на Гурни.

– Что это за чертовщина? Ты застрелил этого парнишку?