Рим. Цена величия - Юлия Голубева

– Говори же, Друзилла, не тяни! – нетерпеливо сказала Энния. – Мы и так знаем, зачем ты собрала нас здесь. Если кому-то не по нраву тема нашей беседы, пусть уйдет.

Она тоже гневно взглянула на Ливиллу, и та под ее взглядом еще более втянула голову в плечи, тонкая рука ее задрожала. Но она не встала и не ушла.

– Я хочу повести речь о нашей так называемой близкой подруге. – И опять черная молния из глаз Друзиллы сверкнула над головой Ливиллы. – Ее поведение подлежит самому страшному осуждению. Я имею все основания подозревать, что она не верна супружескому долгу. И первым доказательством служит письмо Фабия Персика, которое она мне показала в Капуе. Ливилла тоже видела его. Это откровенное признание в любви. И неожиданное самоубийство Павла свидетельствует также в пользу этого.

Агриппинилла хитро сощурила глаза, прекрасно зная, что Друзилла сама была любовницей Персика и что сейчас в ней говорит лишь оскорбленная гордость. Если все так, то, значит, Фабий бросил ее ради Юнии, но она усомнилась, что они были близки. Зачем тогда резать вены в теплой ванне?

Но она промолчала, разглядывая лица подруг. Энния принимала эти натянутые доказательства и искренне им верила, а Ливилла по-прежнему не поднимала головы и заметно нервничала.

– Если ты закончила, Друзилла, то позволь высказаться и мне, – вставила Невия, едва Друзилла замолкла, чтобы перевести дыхание. – Хотя Агриппинилла и уверяет меня, что мои подозрения необоснованны, но мы с ней сами видели, как Клавдилла любезничала в Саллюстиевых садах с Тиберием Гемеллом. И то, что более двух недель она не выходила из своих покоев в палатинском дворце, где, замечу, также проживает и внук цезаря, говорит лишь о том, что она предавалась с ним разврату. Я уверена, что она околдовала и моего супруга, который после возвращения из Капуи забыл дорогу на мое ложе. Макрон всячески уверял, что они с Юнией не виделись и только срочные дела удерживали его в Капуе, но я не поверила. Они – любовники!

Ливилла громко всхлипнула при этих словах и расплакалась, роняя крупные слезы на белоснежную столу. Все неодобрительно посмотрели в ее сторону.

– Наша сестра рыдает, потому что привязалась к этой лживой распутной девке. Дурман ее красоты и обходительности долго кружил и нам головы. И я, и Энния Невия, испытывавшие к ней поначалу неприязнь, после полюбили ее как подругу и не разлучались все лето. Мы пригрели змею на своей груди! – истерически вскрикнула Друзилла. – А она тем временем плела интриги, чтобы завоевать сердца наших мужей и возлюбленных. Фабий Персик, Макрон, Домиций Агенобарб, Тиберий Гемелл и, наконец, наш брат – все они жертвы ее прелестей! Агриппинилла пострадала сильней нас всех, из-за неверности Агенобарба ее беременность закончилась выкидышем.

Энния не удержалась, чтоб не подлить яду в страстную речь Друзиллы:

– В Риме у каждого плебея на устах молитва о Юнии. Она одурманила весь римский народ. На каждом углу, в каждой лавке и на весь форум звучат восхищенные слова о красоте, грации и щедрости Юнии Клавдиллы, жены наследника императора. «Божественная» – так прозвали ее квириты.

И женщина, не сдержавшись, в сердцах сплюнула на мраморный пол. Агриппинилла поморщилась, видя столь дурные манеры. Плечи Ливиллы поползли выше, она вся дрожала, перепуганная. Это заметила Друзилла.

– Что ты трясешься, сестра?! – закричала она. – Правды не надо бояться. Лишь одна ты не пострадала, твой гусь Виниций остался верен тебе, она не отравила его безумием любви. Мы должны принять срочные меры и избавиться от этой Мегеры. До того, как Фабий попал в ее тенета и потерял разум, он успел разглядеть ее истинное лицо и назвать подлинным именем. Распутную дочь Августа в свое время сослали на далекий остров, где она, всеми забытая, окончила в тоске свои дни. И я клянусь Юноной, что всеми силами добьюсь той же участи для Клавдиллы.

– И я клянусь Юноной, – сказала Энния. Ее миловидное личико исказилось от ярости. – Пусть все принесут эту клятву.

Агриппинилла облизнула пересохшие губы. Ей не хотелось этого делать. Она понимала, что Эннией и Друзиллой движут зависть к красоте Клавдиллы и горечь от предательства близких мужчин. Невия еще не может успокоиться, что обещание Калигулы жениться, когда он станет принцепсом, оказалось лишь уловкой, чтобы отделаться от ее навязчивой любви. И ко всему прочему, Агриппинилла была уверена, что если связь Юнии и Макрона не плод воображения Эннии, то она нечто большее, чем любовные отношения, это тонко продуманный расчет со стороны Клавдиллы. А в измену с Гемеллом и Фабием она не верила вообще.

Властолюбивая и тщеславная, Агриппинилла была достаточно умна для того, чтобы понять игру Клавдиллы, которая двигала Гая к власти, спасая от участи Нерона и Друза. Пусть не глубоко, но она постигла замыслы Юнии, однако, к сожалению, слишком поздно. Агриппинилла не могла не восхищаться умом Клавдиллы и поражалась слепоте Друзиллы, не понимавшей, что Юния плетет интриги во имя благополучия их родного брата, которого искренне и верно любит всем сердцем. Они могли бы стать подругами и сообщницами, если б не нелепая ссора при знакомстве и не глупое увлечение Агенобарба красотой Клавдиллы. Ревность Агриппиниллы, досада на мужа и несвоевременная беременность, закончившаяся выкидышем в Анции, помешали им объединить усилия и помыслы ради возвышения семьи Германика.

Поэтому-то на этом совете, уступив глупости Друзиллы и Эннии, она избрала для себя роль слушательницы и, следя за ходом мыслей подруг, лелеяла свой план.

Страсти накалялись. Грязные обвинения в адрес Юнии, что сыпались из уст двух красавиц, заставили бедняжку Ливиллу заткнуть уши, но рассвирепевшая Друзилла отпустила ей звонкую пощечину. Энния едва успела разнять их. Ливилла стряхнула с пальцев тонкую прядку темных волос сестры и в очередной раз расплакалась.

– Ты все равно сделаешь то, что мы тебе прикажем, – шипела Друзилла, брызгая слюной, как ядовитая кобра. – Ты напишешь Гаю письмо на Капри. Пусть он знает, чем занимается в его отсутствие любимая супруга. Он поверит только тебе.

Агриппинилла подняла тонкую бровь и хотела было вмешаться в эту глупую затею, но тут не выдержала до сих пор не проронившая ни слова Ливилла.

– Я никогда не сделаю этого! И более не позволю порочить завистливым гусыням честное имя моей подруги! – закричала она. Ее обычно ласковый и безмятежный взгляд светился серым огнем гнева. В волнении она дергала себя за волосы, не замечая, что золотые булавки из прически падают на стол. – Я принесу клятву именем Юноны, но другую! Я клянусь, больше никогда не видеться с вами, грязными блудницами и сплетницами! Я ненавижу вас!

– Смотри-ка, – ехидно заметила Энния, – она рвет отношения с родными сестрами ради александрийской девки.

– Замолчи, Энния Невия! И ты, и Друзилла запятнали себя изменами своим мужьям. Ты, сестра, – тонкий пальчик Ливиллы указал на Друзиллу, – предавалась блуду с собственным братом. Он лишил тебя невинности, бабка Антония застала вас вместе в саду. А твоя связь с Фабием была на устах всего Рима. Клавдилла поступила честно, рассказав тебе правду, что ты лишь служила утехой его прихотям. Она никогда бы не изменила брату с этим пустым кутилой! Боги хранят их вечную любовь! А ты, Энния, – она указала на Невию, – потеряла привязанность супруга по своей вине! И Юния здесь ни при чем. Я помню, как обсуждали во всех домах твой позор с молодым Витией. Макрон взял тебя замуж без приданого, дал тебе богатство и почет, а ты бегала за моим братом, домогалась его любви, осыпала подарками. Тебя злит, как и Друзиллу, что он отверг твою любовь и женился на Юнии, которую любил с детства. И только эта любовь помогла ему выжить, когда погибали старшие братья, Нерон от рук палача и Друз в муках голодной смерти, а наша мать подвергалась гонениям даже в ссылке и умерла всеми забытая и отвергнутая. А ты, Агриппинилла…