Там, где меняют законы - Юлия Латынина

— А если ты… покажешь в милиции эту пленку?

— Я ее не покажу.

— Почему?

— Стас отличается от Кутятина только одним, Аня. Он не промахивается.

В кабинете стало так тихо, что было слышно, как плавают рыбки.

— Бог с ним, — сказал Никитин. — Нам… нам надо обсудить пару вещей. Во-первых, ты остаешься кредитором компании…

Аня выпрямилась.

— Ты мне уже объяснил. У этой компании нет денег.

— Я не вычеркну этих долгов из реестра. И потом. Твоя дача — она на балансе компании… Нам надо оформить бумаги…

Аня засмеялась и встала.

— Господи, какая я дура, — сказала она, — а я-то думала, зачем меня еще приглашают ужинать… я уеду хоть завтра.

— Да послушай! Нам надо оформить их задним числом! Что ты ее выкупила!

— Зачем? Если бы на моем месте был мой отец, ты бы позволил ему оформить бумаги задним числом?

— Твой отец — это твой отец. А ты — это ты. Я… я хочу объяснить…

Аня вскочила из-за стола, как дикая кошка.

— Ты мне уже все объяснил! Ты объяснил мне, что мой отец — убийца и мошенник! Ты объяснил мне, что мой отец хотел тебя кинуть, только забыл объяснить — почему? Что такого вы не поделили с отцом? Почему со мной — по-другому?

— Потому что ты мне не безразлична.

Аня отступила на несколько шагов.

— Я тронута. Я так тронута, Вася, ты не представляешь. Никогда в жизни мне не дарили столько цветов, как сейчас. Никогда в жизни меня не звали в такие рестораны, как сейчас. Никогда в жизни за мной так трогательно не ухаживали, как сейчас. Вот только одна маленькая проблема. Я — не изменилась. Вопрос — почему же вдруг за мной все стали ухаживать? Каменецкий за мной ухаживал, чтобы я отдала ему доверенность на голосование. Стас ухаживал за мной, чтобы я не помогала чекистам. А ты зачем? Из того, что я тут услышала, я поняла, что ты не можешь вернуть долгов, как обещал! И как только кредиторы это поймут, они заберут у тебя доверенности, и ты останешься лицом к лицу со Стасом! И тогда что тебе останется? Моя липовая кредиторка? Которую ты только что пообещал не вычеркивать из реестра?

— Аня, что ты несешь. Не все в России…

— Все. Вы называете это — жить как мужчины. Жить только ради денег. Ради разводок.

Никитин пожал плечами и встал из-за стола. Аня попыталась отступить еще и уперлась в небольшой шкафчик, окованный бронзой. Правая рука наткнулась на что-то тяжелое, на подставке.

— Не подходи. Я не верю вам. Никому. Слышишь, никому…

Никитин сделал шаг вперед. Аня размахнулась и швырнула в него тем, что попалось под руку. Это была тяжелая стальная модель «ТУ-154» на бронзовом постаменте.

Никитин мгновенно нырнул вправо, а стальной самолетик врезался носом в подсвеченную стену аквариума. Стекло всхлипнуло и рассыпалось. Вода хлынула на столик для отдыха, смывая тарелочки с суши и бокалы с шампанским. Зашипел перевернувшийся подвечник. На мгновение в кабинете сделалось темно, а потом дверь буквально вынесло с петель, и в кабинет залетели охранники.

— Не стрелять! — отчаянно заорал Никитин.

В кабинете зажегся свет. Никитин лежал, сбитый с ног спецназовцем. У ног его прыгали по полу пираньи. Спецназовец, который держал Аню, пережал ей горло так, что слезы наворачивались на глаза и было трудно дышать. Одной рукой он прижимал ее к себе, а другой шарил под рубашкой.

— Слышь, командир, — жарко дохнул спецназовец, — если что, мы ее тебе подержим.

— Отпустите ее, — заорал Никитин.

Спецназовец с явной неохотой выполнил приказания. Аня вскочила, красная от смущения и ярости.

— Где моя охрана? — спросила Аня.

— Внизу. Аня, я не могу тебя…

— Моя сумка.

Никитин мертвой рукой протянул ей черную дамскую сумочку.

— И мобильник.

— Ведьма, а? — сказал спецназовец, — чистая ведьма. Слышь, командир, если насчет баб…

Аня, не дослушав его фразы, повернулась и вышла из кабинета.

* * *

В машине Аня разрыдалась, как маленькая девочка. Она плакала за весь этот день, и за всю эту неделю в Москве и за все годы, которые она ждала отца.

Отца, который заказывал своих партнеров и лгал ей в лицо.

Отца, который дарил драгоценности проституткам, а маму заставлял сдавать квартиру.

Отца, который позвал ее в Москву не потому, что хотел ее увидеть, а потому, что проворачивал самую большую в своей жизни аферу и нуждался в ее подписи.

А когда она приехала, оказалось, что на даче ее ждут гости. Перед трехэтажным домом, выстроенным наподобие маленького замка и обложенным горным камнем, стоял кортеж из трех машин: удлиненного «БМВ» и двух джипов, и охранники с автоматами почтительно расступились, пропуская ее внутрь.

Стас сидел перед телевизором, закинув длинные ноги на журнальный столик, и рядом с ним на диване лежала небольшая папка.

— Садись, — сказал Стас, и Аня послушно села напротив, как кролик перед удавом.

Стас рассеянно улыбался и смотрел сквозь нее, но у Ани было такое чувство, словно он видит каждую нервную клетку в ее мозгу. И уж конечно он видит ее вспухшие и заплаканные глаза.

Стас взял папку.

— Ты знаешь, мы нашли деньги.

— Какие?

— Восемьдесят пять миллионов. Которые заныкал твой отец.

Серая папка шлепнулась на журнальный столик.

— Тебе там надо кое-что подписать, чтобы деньги вернулись обратно. Шестьдесят миллионов. Двадцать пять мои.

— А Никитин?

— Никитин не будет претендовать на эти деньги.

— Почему?

Не удостоив ответом, Стас протянул ей документы. Аня молча пролистала бумаги. Потом так же молча расписалась в тех местах, где стояла галочка. Стас забрал у нее папку и, усмехнувшись, встал.

Аня помолчала.

— Знаешь, я никогда не верила, что то покушение — было на меня.

Стас помолчал.

— Я всегда думала, что оно было на Мережко. Потому что он тебя продал. А теперь я понимаю, что оно было не на Мережко. Ты убил тех, кого хотел убить, правда? Игоря и Петра.

— Почему я должен убивать Игоря и Петра?

— Потому что они убили моего отца.

— С чего ты взяла, что Коряга со Смулей убили твоего отца? Со слов следователя Арлазова?

Аня молча поднялась и вышла в прихожую. Когда она снова вошла в гостиную, в руках ее была видеокассета в пестрой коробке безо всякой наклейки.

Стас повертел кассету в руках и сунул в проигрыватель. До конца он запись не досмотрел. Нажал на «стоп», вытащил из телевизора и небрежно бросил на столик поверх серой папки.