Там, где меняют законы - Юлия Латынина

— Вы? — сказал Аня.

— Да. А что тебя удивляет?

— А где же… Каменецкий?!

— А, это… суд час назад ввел в компании внешнее наблюдение и сменил управляющего.

— И кто же новый управляющий? Вы?

— Нет. Один мой сотрудник.

— Эта компания… что, должна вам? Тоже?!

— Нет. Но я получил в управление всю задолженность «Авиаруси».

— Что?!

Никитин соскочил со стола. Ему было весело. Его переполняла жизнь.

— Знаете, Анна Семеновна, на слушаниях в конгрессе Джон Морган как-то сказал, что он не дал бы ни гроша в долг человеку, которому он не верит, даже если бы тот принес ему в залог все акции мира. С той поры ничего не изменилось. Бизнес не держится на деньгах. Бизнес держится на репутации. И у меня есть репутация, которой нет ни у господ чекистов, ни у Стаса Войнина. Я выжимаю людей, но я их не кидаю. За эти три дня я обошел всех настоящих кредиторов «Авиаруси». А это не самые маленькие люди в этой стране. Банк Москвы. Сбербанк. «Сибнефть». «Юкос». И я попросил их дать долги в управление. У меня было простое предложение. У этой компании миллионов девяносто настоящих долгов. Плюс всякое навешанное дерьмо вроде «Росско». Я точно знаю, что я заплатил за самолеты восемьдесят пять миллионов. Я сказал людям, дайте мне долги в управление, и вы получите за свои девяносто миллионов — мои восемьдесят пять минус пару миллионов издержек. А если во главе компании останется Кутятин, то в ответ на просьбу выплатить долги вы получите уголовное дело. А если…

Дверь кабинета открылась. На пороге, в сопровождении двух сотрудников никитинской службы безопасности, стояли Стас и Каменецкий.

— Да, конечно, Станислав Андреевич, заходите, — сказал Никитин.

Стас сделал шаг внутрь, увидел Аню и остановился.

— Что вы стесняетесь? Я как раз объяснял Анне Семеновне, почему мне так повезло и почему нормальные кредиторы компании не отдали задолженность в управление ни господам с Лубянки, ни вам, Станислав Андреевич.

— Ты вообще везучий, — сказал Стас. — Кстати, позволь тебе представить Эдика Каменецкого.

— Мы знакомы.

— Не совсем. Позволь представить тебе Эдика Каменецкого, главу Федерального авиационного узла.

— Мне нет дела до господина Каменецкого и его узла. Мой аэропорт туда не входит.

Стас осклабил белые волчьи зубы.

— Он туда войдет. Собинов хотел, чтобы он туда вошел. За это ты его и убрал. Ты это понимаешь, Аня?

Аня вскинула голову и посмотрела в глаза Стасу.

— Я все понимаю, Стас, — сказала она, — я понимаю, что придумал мой отец. Он хотел продать Никитину самолеты и получить за это деньги. Потом он обанкротил бы свою компанию и вернул бы самолеты, а на деньги, которые он получил от Никитина, он хотел дать взятку и стать во главе Федерального авиационного узла. И он бы это сделал, он бы не сбежал с деньгами! И он бы никогда не подписал договор с Никитиным до тех пор, пока деньги не были переведены! И это значит только одно, что его убил ты и потом забрал эти деньги! Потому что если бы отца убил любой другой человек, то эти деньги бы остались в компании! Но тебе этого было мало, Стас, и ты убил эту девочку, Машу, только за то, что она могла доказать мне, кто убийца!

— Что?!

— А ты знаешь, что она была в тебя влюблена? Даже я заметила, что она тебя любила, каково это, Стас, каково это — стрелять в тех, кто тебя любит? Не в подонка Мережко, не в меня, а в красивую девочку, с которой ты занимался любовью?

— Анна Семеновна, — изумленно-ненатурально сказал Каменецкий, — вы ошибаетесь, Станислав Андреевич никогда…

— Ну да, — сказала Аня, — никогда не убивал. И на дачу с охраной скопил, импортируя оливковое масло.

Повернулась и вылетела из кабинета.

Грузный Каменецкий глядел ей вслед, и глаза у него были печальные, как промокшие воробьи.

— Я, — начал Каменецкий.

— А тебе — туда, — скомандовал Стас, ткнув пальцем в дверь приемной.

Каменецкий застенчиво вздрогнул и вышел. Никитин и Стас остались одни.

Никитин по-прежнему сидел на столе, по-мальчишески болтая ногой. В раскрытой папке за его спиной застенчиво белели корешки платежек.

Войнин, улыбаясь, остановился напротив.

— Какого черта ты взял эту компанию? — спросил Войнин.

— Затем, чтобы вернуть деньги кредиторам.

— Ты знаешь, где они?

— Я это знаю, Стас. И я их верну, даже если для этого мне придется позвать на помощь генерала Кутятина.

— В таком случае ты опоздал, Вася.

— Что?

Стас швырнул на стол копию платежного поручения.

— Вчера в четыре часа дня генерал Кутятин открыл в латвийском банке счет. На имя грека Аристида Константинидиса. В половине шестого на счет Константинидиса были переведены шестьдесят четыре миллиона долларов. В пять часов сорок семь минут господин Константинидис отдал распоряжения о переводе этих денег на другие фирмы. С последующей обналичкой, как можно догадаться. В десять вечера господин Константинидис приземлился во Франкфурте. Я боюсь, тебе будет непросто расплатиться с кредиторами, Вася. Потому что Кутятин вряд ли вернется с этими деньгами к начальству.

Стас резко повернулся и вышел из кабинета.

Никитин остался сидеть на столе, и ноги его, обутые в щегольской ботинок коричневой кожи, уже не болтались весело, а застыли, словно ноги повешенного.

* * *

Аня перепутала двери и выскочила не в предбанник, а в переговорную комнату.

Выглядела комната необычно: стол для совещаний был уставлен тарелками со снедью. Грудой лежала нарезанная семга, в хрустальных вазочках стояла красная икра, на тарелках возвышались горы оливье, маринованных грибов и огурцов, и посереди всего этого великолепия красовалось блюдо с жареным и наполовину съеденным поросенком. Около стола жевали семгу три собровца. Спиртного нигде не было и в помине. Василий Никитин придерживался старинной заповеди: солдат должен быть сытым. И не скупился на угощение.

Один из собровцев, завидев Аню, широко улыбнулся и протянул ей бутерброд с икрой.

— Эй, девка, — спросил он, — чего, новый хозяин приставал? На, поешь.

— Он молодой, горазд приставать, — сказал второй собровец. Балерину-то эту, ну, еще вчера в газете писали, он содержал.

— Да не балерину, а певицу, — сказал собровец, — вон, «Порше» ей подарил.

Видимо, они приняли Аню за секретаршу.

Аня сверкнула глазами и прошла к выходу мимо собровца и бутерброда.

— Эй, ты куда, — закричал один из троих, — а ну останься! Тебе кому говорят, девка, останься!

Аня выскочила в предбанник.