Место для нас - Хэрриет Эванс

– Я понимаю, о чем ты, Джо.

– Я думал, что с этим ребенком все будет иначе. И насколько иначе все вышло – я даже не отец! – Он обернулся с грустной улыбкой. – Сегодня утром узнал. Сходил на почту. По почте пришел ответ. Как старомодно. И я… так потрясен…

Джо умолк, понурился. Кэт подумала, что он плачет, шагнула к нему и бережно погладила его руку выше локтя.

– Наверняка это очень тяжело.

Джо тихо произнес:

– Как-то раз ухожу я на работу и перед уходом с ней прощаюсь, а она на меня посмотрела и сказала: «Спасибо, Джо». Я тогда еще подумал – как-то странно это звучит. «Спасибо, Джо». Вернулся с работы – а ее нет. Пусто.

– Хочешь с ней увидеться? Повидать Беллу? Уверена: Карен вернется. Мало ли как у нее с Биллом сложится…

– У них все будет хорошо. Я всегда это знал.

– Правда? – удивилась Кэт.

– Ей нужен мужчина постарше. Кто-то, кто шагает другой походкой.

– Если честно, я эту пару никогда не понимала, – призналась Кэт. – Карен мне нравится, Билла я люблю, он мой дядя. А вместе их не представляю.

– А я представляю. Наверное, больше, чем представляла сама Карен. Послушай, Кэт, мне надо работать. Извини, если я тебя напугал.

– Честно, Джо, все нормально. – Кэт еще раз рискнула и похлопала его по плечу, слегка опасаясь – не раскричится ли он снова. Нет, не раскричался. – Жаль, что тебя это так огорчило. Если захочется кому-то душу излить… ладно?

– Ладно, – кивнул Джо. – Ты хороший друг.

Кэт жалела о том, что не может больше ничего сделать для Джо – к примеру, отобрать ребенка у Билла и отдать Джо хоть на пару часов, чтобы он увидел девочку, поздоровался с ней… Она тихо закрыла за собой дверь кухни и вышла в паб.

– Кэт, сложишь салфетки? – спросила Шейла, стоявшая за барной стойкой, и указала на корзину с белоснежными скатертями и салфетками.

– Конечно. Думаю, надо поторапливаться.

На самом деле говорила она не с Шейлой, а с самой собой. День был прекрасный, жаркий, а Кэт в прохладе паба пробирал озноб. Она дрожала и старалась не обращать внимания на старый знакомый голос, который кричал и пытался напугать ее, вновь унизить. Голос, который твердил ей, что она похожа на мать, что Люку грозит опасность, что любые любовные отношения – это беда, что лучше жить в маленькой уютной норке, а не в громком большом пугающем мире, страшном, как «американские горки» в парке аттракционов в Бристоле, где они побывали на прошлой неделе. Напевая «Call Me Maybe», Кэт принялась складывать салфетки. Она почти научилась не слушать этот голос. Почти.

– Так ты с ним поговорила? – осведомилась Шейла. – С Джо?

– Сейчас не самое подходящее время, – ответила Кэт, прижав ладонью стопку салфеток и ощутив кожей прохладную гладкость льняной ткани.

Август 2013

В то утро, разомкнув веки, она осознала, что мало и плохо спала. Думала, дремала, видела сны. В последнее время такое случалось часто.

Марта лежала в кровати и смотрела на потолочные стропила, и вдруг к ней вернулся сон, который она увидела ночью. Катастрофический летний праздник, вот только в каком он был году – в семьдесят восьмом или в семьдесят девятом? Она так давно не вспоминала… и на тебе, проявилось. Словно метель внутри снежного шара успокоилась.

Лето выдалось просто жуткое. Неделями шли дожди. Лужайка превратилась в трясину, так что Хэдли (собака, которую они завели после Уилбура), пес с нервическим складом психики, тонул в бочажинах всякий раз, когда его выводили на прогулку. Приходилось его вытаскивать – с таким чавканьем, какое издает вантуз, когда прочищаешь засор. В те годы еще не существовало сборных беседок из металла и пластика, поэтому Марта с помощью (но больше с помехами) Дэвида соорудила обычный навес из зыбких сочетаний бамбуковых палочек, двух железных шестов и полиэтилена. Это полиэтиленовое полотно каждый год после праздника аккуратно сворачивали в рулон и убирали, а в августе опять выносили на лужайку и хорошенько встряхивали, чтобы прогнать поселившихся в нем за зиму пауков, которые резво разбегались по аккуратно подстриженной траве. Ритуал выноса полиэтилена, раскладывания его на траве – в этом для Марты и было лето. Как бухта Стадленд[117], как шляпа Дэвида, которую он напяливал всякий раз в солнечный день.

В том году, невзирая на непрерывные дожди, Марта и Дэвид воздвигли навес, украсили цветами столики, приготовили угощение и стали ждать вечера. Втайне они надеялись, что ряд гостей может не явиться по такой погоде – но нет, гости потянулись по подъездной дороге. В резиновых сапогах, в длинных цветастых платьях, кафтанах и джинсах, в костюмах с галстуками. Марта смотрела, как гости собираются кучками под навесом, со смешанным чувством изумления и отчаяния. Весь вечер компания так и держалась под навесом. Люди поглядывали на затянутый дождевой дымкой сад, где Марта так старательно трудилась все лето, чтобы он идеально выглядел в этот вечер. Окно в гостиной было открыто нараспашку, оттуда доносилась музыка. Звучал альбом «Высшее общество»[118], по саду растекались голоса Луи Армстронга и Бинга Кросби. Женщины увязали в траве – все, кроме шестнадцатилетней Флоренс, которая гордо всем демонстрировала, что она – в шлепанцах. Билл, студент медицинского факультета на каникулах (длиннющие ноги и острый кадык), дисциплинированно разносил напитки, вежливо беседовал с гостями, расспрашивал, кто как провел отпуск, как поживают дети, как здоровье. Дейзи нигде видно не было – куда-то ушла на целый день. Сказала, что по магазинам. Осенью она уезжала учиться в Кингстон, в политехнический институт, изучать социологию. Но почему-то ее планы не выглядели реальными – как обычно бывало с Дейзи.

Вообще Марта любила праздники – идеи, нюансы, угощение. Собрание людей, при котором зачастую требовалась деликатность в общении. Но только не сегодня. Ей хотелось одного: чтобы это поскорее закончилось. Оказаться в доме, где тепло и сухо. Прекратить присматривать за Хэдли, который вел себя гораздо более распущенно, чем обычно. Пес бегал кругами у навеса, то и дело отряхивался и осыпал гостей ошметками грязи и мокрой травы. Праздник не клеился, все были холодны друг с другом, вели себя формально и раздраженно. Злились, скорее всего, на нее. А она жалела, что нельзя забраться в постель с горячим пуншем, а может быть, даже с грелкой. Дэвид стоял рядом с ней, и они тихонько посмеивались над самыми неудачными моментами вечеринки.

Она и теперь ясно это вспоминала, видела, как сейчас – мгновение, когда Хэдли, выскочив словно бы ниоткуда, вдруг перестал гоняться за своим хвостом на лужайке, зарычал на толпу гостей и бросился к навесу. Задев болтающийся на ветру хвостик шпагата, пес врезался головой в ближайший столб, после чего понесся к Джеральду Лэнгу, жителю Стоук-Холла, которого Винтеры терпеть не могли. Билл называл его мошенником, а Флоренс говорила, что он – сексуальный извращенец. Вроде бы он пытался ее облапить во время церковного праздника. И вот теперь Хэдли сбил Джеральда с ног.