Мудрость толпы - Джо Аберкромби

Он нахмурился, глядя на несколько гигантских, в человеческий рост, котлов. Под ними был разведен огонь, изнутри поднимался пар.

– Кровь и ад, а это еще зачем? Для супа, что ли?

– Видишь ли, они в них вываривают трупы. – Изерн нахмурилась, разглядывая окровавленный наконечник своего копья. – Чтобы добыть из них кости.

Скенн недоверчиво покачал головой:

– Вот ведь стая говнюков!

* * *

Рэнс крепче сжал секиру и постарался вызвать в себе гнев. Они ведь пришли, чтобы сжечь его город, разве не так? Пришли, чтобы перебить его сограждан. Настало время быть мужчиной.

После четвертого сигнала рога, оглушительного на таком близком расстоянии, двое здоровенных карлов вытащили засов из скоб, двое других широко распахнули створки, и все они высыпали из ворот Карлеона в поля.

Во имя мертвых, ну и шум! В последний момент ноги Рэнса, казалось, прилипли к мостовой, но его все равно потащило вперед потоком воинов, устремившихся прочь из города, словно пробку, попавшую в наводнение.

Люди Кальдера были не готовы. Сперва они запаниковали из-за нападений с тыла, а теперь нападение с фронта вызвало среди них не меньший переполох. Их ряды дрогнули, копья неуверенно закачались, но Рэнсу все равно не нравилась идея бежать в ту сторону. Совсем не нравилась. Как-то внезапно ему пришло в голову, насколько твердая и безжалостная вещь наконечник копья и насколько мягкая и легко протыкаемая вещь человеческий живот.

Спотыкаясь, он выбрался из потока орущих, визжащих, атакующих людей. Вздрогнул, когда кто-то свалился со стены в нескольких шагах от него; поверх упавшего сбросили обломки лестницы. Весь мир провонял кровью и дымом. Повсюду валялись тела, ползали раненые, стонали, цеплялись за что попало.

Его дядя предупреждал, что война – занятие не для двенадцатилетнего мальчика. Теперь он видел, что оно и не для взрослых; это было занятие для безумцев. Кто-то врезался в него сзади, и он едва не упал, запутавшись в дядиной старой кольчуге, болтавшейся на нем как на вешалке. Потом едва не упал, споткнувшись о чей-то труп. Молодой парень без шлема, белокурые волосы испачканы кровью. Один глаз был открыт и глядел в пространство.

Он видел, как Коул Трясучка прорубается сквозь ряды неприятеля – его серый меч взлетал вверх и падал вниз с такой ужасающей скоростью, с такой устрашающей силой! И ему подумалось, насколько острая и беспощадная штука лезвие меча и насколько хрупкая штука человеческий череп. Кальдеровы воины уже отступали, уже разделялись на части. Пожалуй, в нем там не было большой нужды. Наверняка ему еще предоставится случай побыть мужчиной как-нибудь потом.

Рэнс скользнул вдоль стены и юркнул в сумрак городских ворот.

* * *

– Бежим! – взревел Жилец Курганов и сам ринулся к опушке.

Сканлих огромными прыжками понесся следом. Великий воин должен знать не только когда ему драться, но и когда драться не следует. Сканлих гордился некоторыми неудавшимися битвами, из которых им удалось выйти живыми, не меньше, чем теми, где они победили.

Эта битва была неудачной. Очень плохой. Хуже всех.

Горцы какое-то время преследовали их, но принялись осматривать мертвых на предмет поживы, и это их задержало. Они постреляли им вдогонку – стрелы свистели им свое «прощай», чирикали в зелени, стукались о стволы, втыкались в землю, трепеща оперением. Жилец Курганов со своими длинными ногами держал быстрый темп, и звуки битвы вскоре затихли.

Они остановились, чтобы перевести дыхание и прислушаться. У Громмы из спины торчала стрела, и он сел, прислонясь к дереву, сипя и пуская красные слюни, и больше не встал.

– Мы были глупцами, что доверились Черному Кальдеру! – закричал Йорт. – Хитрость хитрых всегда заканчивается, и чаще всего в самый неудачный момент. Я говорил это еще…

Жилец Курганов схватил его за горло и повалил на землю, и сел на него сверху, душа его, молотя черепом о древесный корень, пока не показалась кровь, потом ухватил его за голову и крутанул, и поворачивал до тех пор, пока шея не хрустнула.

– Это было хорошо сделано, – заметил Сканлих.

– Да, – отозвался тот, вставая. – Жаль, я не могу забрать его кости.

Остальные возгласами выразили свое одобрение. Это была достойная мысль.

Потом Жилец Курганов побежал дальше, с секирой в руке, и Сканлих бежал вместе с ним. Но ему казалось, что чем дальше они углублялись в лес, чем он становился темнее, сумрачнее и гуще, тем меньше у них оставалось людей.

Под деревьями стоял холод. Сырой, промозглый, да еще и поднявшийся туман цеплялся за кусты, так что ветки, возникая из ниоткуда, хлестали по лицу, колючки хватали за ноги, и люди с воплями падали в траву и исчезали в серой пелене.

– Откуда взялся этот туман? – прошипел Жилец Курганов, замедляя шаг и осторожно пробираясь вперед.

И действительно, туман казался каким-то живым существом, извивающимся между черными стволами, липнущим к людям в лохмотьях.

Они выбрались на поляну. Сканлих шел, спотыкаясь и вытянув перед собой руки, словно слепой. Из серой пелены показалось чахлое дерево… нет, не дерево – пень, и на пне чья-то фигура. Сгорбленная старуха. Однако когда она подняла голову, что-то блеснуло у нее на лбу, и Сканлих отпрянул в изумлении, поскольку увидел, что ее лицо рассекал надвое здоровенный шрам, и две половины были сшиты вместе золотой проволокой.

– Дьявол, – прошептал он. – Дьявол!

Собиратели костей собрались в кучку. Их осталось не больше дюжины – а ведь были сотни, тысячи. Теперь они сгрудились вокруг Жильца Курганов, спина к спине, черпая силы от его силы.

– Это ты сотворила туман? – рявкнул он на старуху.

– Я, – отозвалась она. – И, по-моему, у меня неплохо получилось.

Хотя она была старой, ее голос звучал молодо и был так же восхитителен для слуха, насколько ее вид был отвратителен для зрения.

– Я так не считаю, ведьма. – Жилец Курганов сделал шаг вперед, тяжело хрустнув среди тишины. – Убери его.

– Как скажешь.

И, словно вода из разбитой чаши, туман стал утекать с поляны, но Сканлих не почувствовал радости от того, что его больше нет. Теперь он видел фигуры на опушке, среди деревьев. Сперва решил, что их окружили призраки, но с каждым моментом они становились все более реальными, все более ужасными, и Сканлих понял, что хочет, чтобы туман вернулся обратно.

– Боги, – прошептал он, чувствуя, как в жилах холодеет кровь.

Это были искореженные, нечистые твари. Твари, состоящие из плоти и металла. Из бивней, зубов и заклепок. Из ржавых пластин и пересекающихся шрамов. Твари с плоскими головами и кривыми конечностями, разрубленные и сшитые заново. Они сжимали в когтистых лапах кривые копья, кривые луки, кривые ножи, и секиры, и мечи.

– Этих тоже сделала я, – пропела ведьма, гладя ближайшего из них по безволосой голове.