Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

«Наконец, – подумала она, – наконец-то нашелся хоть кто-то, готовый и способный мне посодействовать. Я обрела защитника».

Секретное дело короля превратилось в Великое дело. Так называли его люди – ужасавшиеся, одобрявшие или просто любопытствующие. Казалось, большинство ужасалось. Стоило Екатерине появиться на публике, как вокруг собиралась толпа, и люди выкрикивали: «Победы вам над врагами!» Обычные горожане не могли поверить в то, что их король может быть таким бессердечным и хочет отделаться от их любимой королевы, своей законной жены. Особенно громко в поддержку Екатерины высказывались женщины. Они не скрывали своей убежденности в том, что Генрих ищет повод избавиться от супруги исключительно ради собственного удовольствия.

– Как же это! – восклицала одна краснощекая торговка рыбой. – Если король может прогнать свою старую жену, так и любой сладострастник захочет того же, и где тогда окажутся женщины?

У Екатерины это вызвало улыбку. Она приободрилась, почувствовав тепло и любовь, исходившие от людей. Если бы решение по этому дело принимали женщины, нет никаких сомнений – Генрих проиграл бы битву. Но, увы, голоса женщин, даже королев, мало что значили.

При дворе все было совершенно иначе. Понятно, что большинство встало на сторону короля.

«Королева Франции» разыскала Екатерину в королевской библиотеке – та пыталась извлечь хоть какой-нибудь толк из толстого тома канонического права. Не говоря ни слова, сестра Генриха порывисто заключила Екатерину в объятия:

– Я не могла не прийти. Повсюду только и судачат о ваших делах. Других тем для разговоров почти что нет. Меня ужасают поступки моего брата, я ему так и сказала.

Вид у «королевы Франции» был такой же грозный, как у Генриха, когда он гневался, и Екатерина вполне могла представить, какая сцена разыгралась между братом и сестрой.

– Прошу вас, не раздражайте его слишком сильно! – взмолилась Екатерина, закрывая книгу. – Он может запретить вам бывать при дворе, и я не вынесу этой потери, мой дорогой друг.

– Я сказала ему, что думаю. Заявила, что он выставил себя величайшим глупцом во всем христианском мире, подняв весь этот шум, когда папа явно признает вашу правоту. Ему это не понравилось, хотя я еще не выслана!

– Не говорите больше ничего, – предупредила ее Екатерина, нервно окидывая взглядом шкафы с книгами, как будто опасалась, не спрятались ли в них шпионы Уолси. – В последнее время Генрих стал очень подозрительным. Обвинил меня в разжигании войны с Испанией, когда я всего лишь просила императора замолвить за меня словечко в Риме.

– Генрих рассказал мне. Он думает, вы на такое способны. Пусть потерзается, хуже не будет. Пойдет ему на пользу!

– Я не смею. Он может обвинить меня в измене.

– Моя дорогая Кейт, если – как он утверждает – вы ему не жена, тогда вы ему ничем не обязаны и не можете быть виновны в измене. Пусть выбирает что-то одно!

Уолси отправился во Францию. Генрих объяснил, что кардинал уехал туда для подготовки бракосочетания принцессы Марии с герцогом Орлеанским, однако Екатерина подозревала: затевается нечто большее. Уолси вполне мог попытаться заручиться поддержкой Франциска в деле короля.

Она как раз обдумывала это, когда повидаться с ней пришел почтенный Джон Фишер, епископ Рочестера. Екатерина хорошо знала этого человека и любила за мудрость и благочестие, но сегодня его угловатое лицо было суровым. Екатерина испугалась, увидев, какой неприступный у него был вид.

– Мадам, примите совет старика.

– Прошу вас, садитесь, господин мой. – Она указала на кресло по другую сторону камина. – Мария, прошу тебя, принеси вина.

Мария умчалась.

– Я видел кардинала в Рочестере, – сказал Фишер, с кряхтением усаживаясь в кресло. – Мы долго обсуждали Великое дело, и он пожаловался, что вы испытываете чрезмерные и несправедливые подозрения относительно намерений короля, а также высказываете сомнения, каких это дело не заслуживает. Он заявил мне, что ваше поведение придало делу широкую огласку, а кроме того, вы отправляли секретные послания. Мадам, если это правда, тогда вам нужно винить саму себя за то, какой печальной известностью стало пользоваться это дело, и за праведный гнев короля. Я обещал кардиналу, что попеняю вам за ваше своенравие и непослушание.

Екатерина нахмурилась: несправедливость обвинений уязвляла ее. Теперь она точно знала, что все эти проблемы – дело рук Уолси. Его злой умысел был очевиден.

– Господин мой епископ, все это неправда, – сказала она, пытаясь скрыть гнев. – Я не распространяла сведений об этом Великом деле. Скорее, я сама страдаю оттого, что оно стало достоянием широкой публики и весь мир судачит о моих личных трудностях. Король не дал мне отправить послание императору с просьбой заступиться за меня в Риме, ведь у меня там нет своих людей. Его величество обвинил меня в подстрекательстве к войне, но это настолько не соответствует моим истинным намерениям, что даже говорить не стоит. Вот что лежит в основе этих жалоб. Я бы никогда не сделала ничего, что может повредить моему мужу. Я люблю и почитаю его.

– Рад слышать это, мадам, – сказал Фишер таким тоном, будто продолжал считать ее в чем-то неправой. – Я…

Он оборвал себя на полуслове. Вернулась Мария с двумя кубками, епископ сделал три небольших глотка и отставил вино в сторону. Выражение его лица смягчилось.

– Будьте осторожны. Не оступитесь. И я тоже буду начеку. – Он подождал, пока Мария не удалится, затем, понизив голос, продолжил: – Между прочим, я не вижу причин осуждать вас. Знайте, что можете рассчитывать на мою поддержку.

В конце июля Генрих отдал распоряжение всему двору перебираться в Бьюли – его дворец в Эссексе. В то утро, когда они должны были тронуться в путь, Екатерина задержалась – у нее оторвался подол киртла. Стоя у окна в ожидании, пока сестры Отвелл не пришьют его, она увидела Генриха – он садился на коня рядом с конюшнями, где собралась его свита.

– Поторопитесь! – крикнула она фрейлинам, зная, что король будет раздражен, если ему придется ждать.

Вошла Анна Болейн, ее смуглое лицо пылало. Не будет ли ей позволено покинуть двор, чтобы навестить свою семью в Кенте?

– Это довольно внезапно и неожиданно, прямо перед отъездом, – упрекнула ее Екатерина.

– Я знаю, мадам, и прошу простить меня, но для меня очень важно уехать.

– Что-нибудь случилось? – спросила Екатерина, потому что Анна выглядела взволнованной.

– Нет, мадам.

Очевидно, ее не следовало принуждать к ответу, и Екатерина отпустила девушку. Потом поспешила вниз, чтобы присоединиться к королю, и больше об Анне не вспоминала.

Бьюли – «прекрасное место» – поместье, несколько лет назад купленное Генрихом у Томаса Болейна и переименованное, теперь утопало в роскоши. Внутри просторный главный двор, в центре его фонтан со скульптурами херувимов, испускавших изо рта воду. Генрих и Екатерина провели здесь месяц, держа большой штат слуг и без конца принимая гостей. Пока Генрих охотился и играл в теннис, Екатерина любовно сшила два платья для Марии, которая со своим двором находилась в Хадсоне и, судя по отчетам Маргарет, быстро росла. О Великом деле речь больше не заходила, и Екатерина начала надеяться на окончательное примирение с Генрихом.