Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

В начале августа Анна Болейн вернулась к своим обязанностям, одетая с большей роскошью, чем обычно.

– Эта девушка слишком много себе позволяет! – проворчала Мария за вышиванием, всаживая иглу в ткань так, будто пронзала плоскую грудь Анны.

– Мне она никогда не нравилась, – сказала Гертруда Блаунт, – хотя, вынуждена признать, французское платье ей к лицу.

– Она во многом больше напоминает француженку, чем англичанку, – заметила Екатерина. – Конечно, ведь она много лет провела при французском дворе.

– И могу поспорить, научилась там не одним только французским манерам! – продолжала выражать недовольство Мария.

– Вам не хватает доброты, друг мой, – упрекнула ее Екатерина, вспоминая, какое разочарование в любви пережила Анна. – Она всегда хорошо мне служила и была украшением моего двора. Я не нахожу в ней никаких изъянов.

– Но она не одна из нас, – пожаловалась Мария. – Всегда держится в стороне, как будто считает себя лучше всех. Маленькая леди Высокомерие – так я зову ее!

– Мужчины вокруг нее так и вьются, – заметила Гертруда Блаунт.

– Они только этим и заняты, – поддержала ее Екатерина. – Госпожа Болейн ревностно блюдет свою добродетель. Помните, как она держала на расстоянии Томаса Уайетта?

– Он женат. Ей от его ухаживаний никакой пользы не было.

– Гертруда, не будьте такой злой. Если молодая девушка жизнерадостна и обладает вкусом, это еще не означает, что она распущенна. Анна найдет себе хорошего мужа, вот увидите.

Вечером планировались развлечения, и после ужина Генрих и Екатерина уселись на троны под балдахинами. На галерее заиграли придворные музыканты. Генрих сразу поднялся, поклонился Екатерине и предложил ей руку. Она улыбнулась и вместе с ним исполнила танец, положивший начало веселью; вслед за королем и королевой придворные тоже спустились в зал.

В сорок один год Екатерина чувствовала себя старой и слишком дородной, чтобы кружиться рядом со стройными молодыми красотками. После двух танцев она вернулась на место, пополнив число зрителей, а Генрих тем временем танцевал в паре со своей сестрой, «королевой Франции». Когда начался четвертый танец, Генрих подошел к Анне Болейн и поклонился, потом протянул ей руку. Очевидно, это не доставило ей удовольствия, тем не менее она вложила в нее свою. Екатерина заметила, как блеснуло в свете свечей кольцо с изумрудом.

Танец Генриха с Анной вызвал легкий ропот в зале. Екатерина поймала на себе взгляды. И какими голодными глазами смотрит Генрих в лицо Анны, когда они встречаются в танце!

В этот момент она все поняла.

На следующее утро Генрих отправился на охоту. Анны в покоях королевы не было. Она даже не отпрашивалась. Генрих вернулся ближе к вечеру. Выглянув в окно, Екатерина увидела свою фрейлину, в алом костюме для верховой езды слезающую с лошади.

– Взгляните-ка на это, – сказала она Мод, и горечь комом встала у нее в горле.

Полные губы Мод вытянулись в линию.

– С неделю или около того при дворе пошли разговоры. Мне не хотелось говорить вам.

– Интересно, давно ли это началось? – едва слышно произнесла Екатерина.

Как она сможет соперничать с такой юностью, очарованием и элегантностью?

– Недавно, насколько я могу представить. Иначе мы узнали бы раньше.

Внезапно Екатерина вспомнила прошлогодние февральские турниры в Гринвиче и девиз, который носил Генрих. Не могла же эта история длиться так долго? Потом она подумала о загадочных отъездах и возвращениях Анны Болейн и о возраставшей роскоши ее нарядов. И все же Екатерина отказывалась в это верить. Должно быть, все началось недавно.

– Очень плохо, что уже пошли разговоры! – воскликнула Екатерина. – Что, если об этом услышит принцесса? – Ей невыносимо было думать, как это может повлиять на Марию. – Вот ужас! Он не только изменяет, но еще и не стесняется показать свою неверность публично. Раньше он такого себе не позволял. Похоже, он чувствует себя свободным так поступать и не берет в голову, что этим унижает меня. Я его королева! Как он может? Это такой позор!

Но Генрих мог и делал это. Вскоре стало казаться, что весь свет полнится слухами, которые подогревались открытыми – кто-то сказал бы, бесстыдными – ухаживаниями короля за Анной Болейн.

Кто и чего только не говорил! Она его любовница, утверждали одни; нет, отвергали это предположение другие, он намерен жениться на ней, когда разрешится его Великое дело. Да нет же, он просто хочет затащить ее в постель!

Анна продолжала ежедневно прислуживать королеве. Ни разу она не выказала неуважения к Екатерине и не повела себя как ее соперница. Но другие дамы недвусмысленно давали понять, что думают о ней. Методы у них были изощренные: попытки слегка отстраниться, переход на шепот в разговоре, неодобрительные взгляды. Но ничего явного, что давало бы ей повод пожаловаться королю.

От своих дам Екатерина узнавала, что говорят люди. Она хотела, нет, ей было необходимо знать, как бы больно это ни ранило. Екатерина и сама видела, своими собственными глазами, что происходит между мужем и ее фрейлиной. Она наблюдала из окна за тем, как они гуляют по саду рука об руку; она видела Анну в центре толпы приближенных, окружавших короля, смеющейся, отпускающей шутки, кокетничающей. Когда Генрих танцевал с Анной, Екатерина не сводила с них глаз: их тела двигались в полной гармонии, взгляды и руки сплетались.

Теперь Генрих редко захаживал в апартаменты Екатерины. Казалось, каждый час каждого дня ему необходимо было проводить с Анной. Екатерина интуитивно чувствовала – а кому, как не ей, это понять? – что Генрих безнадежно влюблен. Все в нем свидетельствовало об этом. Он не сводил с Анны глаз и не заботился, замечает это кто-нибудь или нет. Но Анна, похоже, не испытывала такой уж сильной необходимости в обществе Генриха. Екатерине стало ясно, что ее соперница в совершенстве овладела искусством держаться с мучительной отчужденностью.

– Боюсь, она и есть главная причина сомнений короля относительно вашего брака, – поделилась Мод с Екатериной.

– Я тоже об этом думала, – сказала Екатерина, надеясь, что Генрих все-таки вовлек их обоих в это пронизанное ложью дело не ради пары темных глаз.

«Королева Франции» возмущалась Анной.

– Терпеть не могу эту женщину, – заявила она однажды вечером, когда Генрих танцевал со своей пассией. – Она служила мне во Франции, и уже тогда я невзлюбила ее. Эта женщина двулична и слишком себе на уме. Простите меня, Кейт, но я поеду домой в Уэсторп. Я не останусь здесь наблюдать, как она пробирается в королевы, потому что именно этим она и занята, помяните мое слово. Она стремится завладеть вашей короной, и не успеете вы оглянуться, как она окажется на голове у этой проныры. Но госпожа Анна не дождется, чтобы я преклонила перед ней колени, жалкая выскочка!

Эта решительная поддержка приободрила Екатерину.

– А ваш муж-герцог? На чьей он стороне?