Ветер разлуки - Соня Мармен

Сладкоежка Изабель… Чревоугодие – грех, но, к сожалению, у нее голова шла кругом, и она просто не могла об этом думать. Едва лишь губы Александера соприкоснулись с ее губами, волна новых ощущений прокатилась по ее телу. Словно бы тысячи бабочек затрепетали у нее под кожей, щекоча ее своими легкими крылышками… Ощущение странное, но такое приятное!

Она задохнулась под напором мужского рта, впившегося в ее собственный с такой жадностью, и покачнулась. Александер удержал ее, а потом осторожно уложил спиной на скатерть. Звякнула фарфоровая тарелка, где-то поблизости закричала сойка. Листва на деревьях шелестела под мягкими порывами ветерка. К ритмичному поскрипыванию мельничного колеса и плеску воды возле берега примешивались далекие возгласы играющих детей и стук молотков мастеровых, занятых восстановлением разрушенных фортификаций.

Биение двух сердец заглушало все остальные звуки… У Изабель снова закружилась голова, и она ухватилась за воротник рубашки Александера. Он крепко прижался к ней нижней частью тела, породив тем самым вихрь грешных мыслей. Изабель не знала, на каком она свете. Чревоугодие – грех, но его можно отмолить, однако же прегрешение плоти – совсем другое дело… И вдруг перед ее мысленным взором возникло лицо Николя.

Разве она его совсем не любит? Правда, они очень долго не виделись… К тому же Изабель так и не смогла убедить себя, что в тот вечер, в доме его сестры Анжелики Пеан, не произошло ничего предосудительного. Может быть, ее возлюбленный все же вернется в своем красивом, украшенном галунами офицерском мундире и его лицо осветится радостью, когда он ее увидит? Он поцелует ее, скажет, что любил и любит. А потом подхватит на руки и отнесет в церковь… Но это – сказка, а в настоящей жизни все устроено по-другому. И поцелуи Николя никогда не вызывали у нее такого волнения, никогда не пробуждали столь сладостного ощущения, отнимавшего всю волю к сопротивлению…

О неверная! Какой же несерьезной нужно быть, чтобы так легко уступить зову плоти? Изабель заставила себя оттолкнуть Александера и вздохнула.

– Не надо! Это… нехорошо. Нам надо остановиться.

Он отодвинулся, взволнованный не меньше, чем она сама. Изабель так и осталась лежать с завязанными глазами, и губы ее болели от поцелуев.

– Sorry[122], мадемуазель Лакруа! Простите мою дерзость. Я… Мне не следовало так поступать.

– О нет, не извиняйтесь! Хотя… Я и сама не знаю… Просто…

Изабель замолчала. Он аккуратно снял косынку, коснувшись попутно ее щеки. Она долго смотрела на него, не произнося ни звука. У него такие красивые ресницы – длинные, черные! Нос с горбинкой нравился ей меньше, чем остальные черты лица Александера, хотя его трудно было представить с другим носом. И эти губы… Пусть неправильной формы, но ведь это и делает их такими своеобразными! Изабель подумала, что он очень красивый. И вдруг она осознала, что перед ней не солдат-шотландец, а просто мужчина, которого ей очень хочется любить, пусть это и трижды сумасшествие.

– Как сказать по-гэльски «Александер поцеловал Изабель»?

– Thug Alasdair pòg do Iseabail.

– «Уг Аласдар пак до Ишбел»… Какой странный и красивый язык! «Аласдар» – так по-гэльски звучит ваше имя?

– Да.

– Очень красиво! Аласдар…

Ему доставило удовольствие услышать свое имя из ее уст. Изабель произнесла его негромко, но с силой и убеждением. По спине пробежала дрожь удовольствия. В устах Изабель «Аласдар» прозвучало как имя человека знатного, короля. Но он не был ни тем, ни другим.

Еще во время их первой встречи он отметил про себя, что эта девушка словно бы лучится внутренним светом. Одна ее улыбка заставляла забыть все ужасы, которые война заставила его совершить. Сегодня он не мог найти слов, которыми можно было бы описать то, что он чувствовал.

– Александер!

– Что?

– Ты мне очень нравишься.

– Mo chridh’ àghmhor.

Он слегка наклонился к девушке, но поцеловать снова не решился, только убрал с ее лица прядь белокурых волос. Изабель провела тонким пальчиком по его губам, потом тронула ямочку на волевом подбородке.

– Как это будет по-французски?

– Радость моего сердца.

Кровь прилила к лицу Изабель, окрашивая румянцем лилейно-белую кожу, в то время как по телу разливалась истома – так голубка подчиняется руке, ее поймавшей. Золотистые ресницы затрепетали над ее глазами, словно завеса над миром неизведанным, запретным… Александер ушел в этот изумрудно-золотой мир без страха и сомнений.

Повинуясь последнему всплеску стыдливости, Изабель смежила веки, прячась от этого взгляда, который, казалось, проникал ей в душу.

– Изабель! – прошептал он, заставляя ее снова открыть глаза.

Веки ее дрогнули и приоткрылись, а потом… Она посмотрела ему в глаза. Грудь ее приподнялась от вздоха, но прекрасные карминно-красные дрожащие губы уже приоткрылись. Птичка-королек с пронзительным щебетом взлетела в небо. Ветер ласкал осеннюю траву. Посреди звуков мира, настоящего, не сказочного, она попросила шепотом:

– Аласдар, поцелуй меня еще!

Холодный ветер проникал в помещение сквозь многочисленные щели в оконных рамах, монотонный осенний дождь барабанил по стеклам. Заснуть не получалось, и Александер потянулся за заготовкой, которую уже начал обстругивать. Ее очертания пока казались ему угловатыми, но когда он отполирует ее песком, она станет такой же гладкой и округлой, как…

Образ Изабель возник у него перед глазами. Поглаживая изваяние Богоматери, которое он держал в руке, Александер вдруг почувствовал под пальцами тепло девичьей кожи. Он закрыл глаза, чтобы снова услышать плеск реки, пощелкивание мельничных крыльев, едва слышный шелест юбки и… вздохи его юной спутницы.

Он взял свой sgian dhu и стал вслепую выстругивать тунику фигурки. Колл повернулся на своем ложе. По ритму дыхания Александер догадался, что брат тоже не спит.

– Чем ты занят? – шепотом спросил Колл, подтверждая его догадку.

– Ничем серьезным.

Привстав на локте, брат смотрел на него.

– Я думал, ты ее закончил.

– Нет. Для меня она никогда не будет по-настоящему закончена. Но придет день, когда я отдам ее урсулинкам.

– Это будет прекрасная статуэтка, Алас!

– Ну да, прекрасная.

– Вот только сейчас темно, лучше бы ты лег спать.

Довольно долго оба молчали, и тишину нарушал только храп товарищей, с которыми они делили холодную комнату. Потом голос Колла зазвучал снова:

– Где ты был сегодня днем? Мы закончили работать в монастыре, и ты куда-то пропал. Мы не зря волновались: сегодня утром во рве под городской стеной нашли еще одного солдата с ножом в животе. Это уже четвертый труп за последний месяц и второй – за неделю. Ты хотя бы помнишь об осторожности?