Метро 2035: Питер - Шимун Врочек

Нет. Иван покачал головой. «Не почудилось».

«Сдается мне, что это и есть легендарный Блокадник», подумал Иван. Только вот рассказать об этом будет некому.

– На свадьбу-то ко мне придешь? – спросил он внезапно.

Убер отвернулся от окна, посмотрел на Ивана.

– Приглашаешь, что ли?

– Приглашаю.

– Фашиста и тупого отморозка?

Иван усмехнулся.

– Нет, Андрей. Боевого товарища и… диггера. Так придешь?

Убер склонил лысую, начинавшую уже обрастать светлым жестким волосом голову и хмыкнул. Посмотрел на Ивана веселыми темными глазами.

– А если приду? – Убер передернул рукоять взвода – лязг! – Не раскаешься?

– Раскаюсь, конечно. Но буду ждать, – сказал Иван. Открыл затвор «калаша» – патрона не было. Вот всегда так. Он достал запасной магазин, выщелкал на ладонь – всего два патрона. Вставил их обратно. Посмотрел на Убера. – Споем, что ли?

– Зачем? – Убер положил пулемет на подоконник. Выстрелил короткую очередь. Щелк. Все.

Патроны кончились. За стенами здания, на улице, Иван слышал шаги подступающих тварей-гончих и тяжелую, как сон в духоте, поступь Блокадника.

– Да так. – Иван улыбнулся. Вынул из кармана куртки гранату, положил справа от себя. Нож слева. – Видел я один фильм… Там у друзей кончились патроны, и один сказал: если петь песню, враг испугается. И отступит.

Убер хмыкнул. Взял двустволку и вставил в нее последний патрон. Щелкнули курки.

– Думаешь, враги поверят и испугаются? – сказал скинхед. – Я тоже видел этот фильм.

– Не думаю. Но попробовать-то можно?

Тишина.

– Споем, товарищ боевой… о славе Ленинграда… – негромко запел, почти заговорил Убер.

– Слова о доблести его… – подхватил Иван.

– …на целый мир гремят.

– Отцы вставали за него, гремела канонада…

– По счету три, – сказал Иван негромко, Убер кивнул, продолжая петь.

– И отстояли навсегда… – Иван высунулся из-за подоконника и швырнул последнуюю гранату в наступающих монстров. – Бессмертный Ле… – Он пригнулся. – …нинград.

Буммм.

Убер посмотрел на Ивана. Тот кивнул.

– Живи, священный город, живи, бессмертный город, – они встали и пошли.

Выбежали из парадной. Иван разрядил «калаш» в бегунца. Тварь отбросило назад. Иван догнал и ударил прикладом. Еще раз. И еще. Брызги водянистой, чужой крови…

За спиной грохнула двустволка. Мат Уберфюрера, звуки ударов тупым предметом в мясо.

Иван повернулся. Убер отбросил сломанную двустволку в сторону, кивнул.

Они пошли.

Улицы священного города смотрели на потомков с одобрением.

* * *

– Уходи, – велел Убер. Вынул гранату.

Прямо напротив скинхеда встала здоровенная псина-овчарка с мутными, словно подернутыми туманом глазами. Зарычала.

– А ты? – спросил Иван.

В его «калаше» патронов тоже не осталось.

– У тебя свои дела, у меня свои. Иди к своей невесте. Иди, я догоню. – Убер поднял свободную руку, прощаясь. – Счастливо там.

Собака наконец решилась и прыгнула. Убер махнул рукой…

Шмяк. Визг.

Уберфюрер, держа гранату как биту, в два прыжка оказался рядом с упавшей собакой, размахнулся. Н-на! Опустил гранату. Еще раз поднял. Н-на.

Он бил методично, с оттягом. Поднялся, забрызганный кровью.

Вздохнул полной грудью.

Наверху дышалось хорошо. Просто замечательно дышалось.

– Человек – вершина эволюции! – крикнул Убер. – Что, сволочи, не знали? От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей… человек проходит, как хозяин… – красный скинхед шагал размашисто, свободно. – Необъятной родины своей…

За спиной гулкие шаги и – клекот зараженного воздуха, вырывающегося из зловонных легких.

Убер замер. Наклонил голову. «Какая все-таки интересная штука жизнь».

Только успеешь решить, что ты и есть вершина пищевой цепочки, как появляются желающие это оспорить.

Уберфюрер повернулся и пошел на тварь. С окровавленной гранатой на длинной ручке – эркагэшка, противотанковая. Сейчас будет веселье.

– Ты, сука, – сказал он, накручивая себя. – Ты, сука, даже не понял, с кем связался. Ну, давай! Давай, сука! Ты, бля, со скинами связался, понял?!

Серая морда выдохнула. Медленно повернула голову.

– Мне тебя даже жаль, – сказал Убер. – Честно.

Стук катков дрезины. Тарахтение мотора. Через мгновение из тумана выступил серый город.

Питер.

Земля холодной воды.

И холодной земли.

Холодной земли.

Холодной земли.

* * *

– Вы продолжаете утверждать, что были на Ленинградской атомной станции?

Слепящий свет бил в заклеенные скотчем веки. Иван замотал головой, но уйти от этого света было некуда.

– Да.

– Вы утверждаете, что на поверхности возможна жизнь? – продолжал тот же голос. Свет бил и бил. Иван напряг мышцы. Веревки не пускали. Нет, не веревки. Иван дернулся. Мокрые руки скользили. Бесполезно, скотч растянуть нельзя, это не веревка.

«Какая прекрасная вещь эта клейкая лента, да?»

– Нет.

– Но на ЛАЭС есть люди?

«Но все-таки он мой сын». Федор Бахметьев.

– Да.

Через несколько дней Иван на вопрос: «Вы были на ЛАЭС», ответил «нет», и его выпустили.

Даже выдали документы, одежду и патроны на первое время.

Иван стоял на платформе и не знал, что делать дальше. Вокруг стучали механизмы и ходили люди. Пахло горячим металлом. «Техноложка», понял он.

– Ваня? – окликнули его сзади. – Как вы?

Иван повернулся. Перед ним был профессор Водяник – собственной персоной.

* * *

Проф отвел его к себе в каморку и накормил.

– Теперь рассказывайте, – велел он.

Иван пожал плечами и рассказал ему все. Просто факты. Как, кто, когда и за что.

– Время такое, – сказал Проф задумчиво, услышав про смерть Красина. – Мы сами себя делаем. Только в метро аспирант-недоучка может назваться профессором, доктором наук, светилом – и ему верят.

– Это вы о чем, профессор? – насторожился Иван. – Что вы имеете в виду?