Люди Льда. Книги 1-47 - Маргит Сандему

же, последние три дня были всего лишь завершением длительных приготовлений.

Силье взяла его за руку.

— Как ты думаешь, мы правильно поступили? Она ведь такая юная!

Он вздохнул.

— Я тоже об этом думаю. Но ты в свое время была такой же молодой. И тогда ты знала, чего хочешь! Ты когда-нибудь жалела об этом?

Она положила голову ему на плечо.

— Ты прав. Но мне кажется, Лив такая маленькая и хрупкая. Такая беззащитная… такая растерянная… Нет, мне не найти подходящих слов!

— Я понимаю, о чем ты говоришь. Если бы юноша не был столь упорным и настойчивым, я никогда бы не согласился на эту свадьбу. Но он славный парень. Надежный. И очень влюблен в нее.

— И она сама этого хотела. Да что там говорить, мы просто обычные, озабоченные родители, не желающие отпускать от себя своего ребенка. Нашего любимого ребенка, Тенгель…

— Да. Ты была упряма в тот раз. Ты хотела иметь этого ребенка. Теперь я благодарен тебе за твое упрямство.

— Все покидают нас, Тенгель! Сначала Даг, потом Суль — но она-то вернется, я надеюсь, и вот теперь — Лив. С нами остался лишь Аре.

— Да. Он всегда будет с нами.

— Спасибо хоть за это.

— Нет ничего хуже, чем терять своих детей.

— Но мы их не теряем! Просто мы их долго не видим.

— Верно, — сказал Тенгель. — Линде-аллее стала частью их, частью, которую они несут с собой в мир. Они здесь, Силье. Их смех на ветру, шаги по полу… Они здесь, они наполняют собой дом и сад.

— Да. И я верю, что они были счастливы здесь.

— Несомненно!

Он обнял ее, они прижались друг к другу.

В доме в Осло погас свет. Лив лежала в постели, на плече Лаурентса. Он шептал ей на ухо нежные слова, осторожно ласкал ее тело.

Лив казалось, что она находится совсем в другом месте, что все это относится не к ней. Но она помнила слова Силье и обняла его. Его ласки становились все более настойчивыми, и вдруг у Лив возникло новое ощущение, сладкое тепло медленно поползло по ее телу. Она прижалась к нему.

— Лаурентс… — восторженно прошептала она ему на ухо.

Его руки замерли, в комнате стало совершенно тихо.

— Лежи спокойно, Лив, — приглушенно произнес он. — Не говори ничего и не двигайся. Жена должна противиться вожделению мужа. Он — охотник, она — дичь.

Она попробовала возразить:

— Но я только хочу сказать, как много ты даешь мне, — обиженно произнесла она. — Моя любовь к тебе…

— Свою любовь ты можешь проявлять тысячью других способов, — оборвал он ее. — Посредством послушания. В любовном акте активную роль играет мужчина, женщина должна быть для него источником радости. Самой же ей не пристало выказывать свои чувства. Это подходит больше шлюхам и уличным девкам.

Лив уставилась в темноту своими большими, растерянными глазами. Она ничего не понимала, ей казалось, что все умерло в ней. Она вся словно оледенела и с чувством безграничного стыда приняла его вожделение, его ласки и его тело.

Когда же он, насытившись, уснул, наконец, рядом с ней, Лив лежала и тихо, беспомощно плакала.

Суль пришла вместе с таинственным Пребеном в маленький, ветхий дом на окраине Копенгагена. Ей удалось одеться так, что ни Даг, и никто другой в доме судьи не узнали ее.

— Весьма сомневаюсь, что они позволят тебе зайти туда, — с важной миной сказал Пребен. — Поэтому я прошу тебя, чтобы ты не нарушала их сакральной черной мессы своими светскими тривиальностями! Этим вечером с нами Сатана, запомни!

Суль кивнула. «Это звучит заманчиво», — подумала она. Они спустились по небольшой лестнице, ведущей в подвал, и Пребен с театральной значительностью постучал в дверь.

Голос изнутри спросил пароль.

— С костями мертвеца, — ответил Пребен. Суль чуть не покатилась со смеху. Человек в черном капюшоне открыл дверь.

Они прошли в подвальное помещение, где находилось около десяти людей в таких же черных капюшонах. Вошедших встретили молчанием. Один из мужчин был значительно старше остальных, его мантия имела красную подкладку. На глазах его была маска, но она не могла скрыть выражение его глаз, загоревшихся, когда Суль сделала реверанс. Суль видела такие взгляды и раньше и хорошо знала, что они означают.

Она быстро огляделась по сторонам. Множество черных металлических светильников освещало дугообразные своды. Прямо перед ней стоял длинный и низкий алтарь, над ним висел перевернутый крест. На выбеленных известкой стенах были начертаны магические знаки и имена демонов.

Говорила какая-то молодая женщина. Ее голос был монотонным, как при чтении молитвы.

— Мы согласились пустить послушницу из норвежской провинции на наше собрание. Мы решим, будет ли она ходить сюда еще. Поскольку все мы здесь преуспели в служении культу Дьявола, мы настаиваем на том, чтобы норвежская недоучка выполняла все наши правила и перенимала наш опыт. Ведь ты уже дала клятву Аполлиону — так зовут Пребена — не так ли? Что никогда не выдашь нас. Хорошо.

Она замолчала, заговорила другая:

— Тебе позволили сюда придти, потому что твой приятель разглядел твои замечательные глаза. Но пара глаз ничего еще не значит для настоящей ведьмы. Тебе многому еще предстоит научиться.

Суль молчала. Человек в маске шепнул что-то первой женщине. Та заколебалась, лицо ее вытянулось. Весь ее облик выражал протест. Но все же она кивнула и направилась к Суль.

— Наш маэстро колдовства, являющийся воплощением самого Сатаны, желает ввести тебя в круг посвященных сегодня же вечером. Это в высшей степени необычно, и это большая честь. Чтобы ты знала, как вести себя, наш маэстро сначала проведет церемонию посвящения с другой женщиной.

Суль кивнула.

Все женщины — а их было пятеро — устремились к маэстро, чтобы предложить свои услуги. Но он отослав их обратно жестом руки. Один из молодых людей быстро направился к алтарю, держа в руках небольшой сосуд. Он опустил в него руки, после чего нарисовал на алтаре — кровью — затейливые рисунки.

Маэстро колдовства взошел на алтарь и встал прямо на этот рисунок. Все опустились на колени и принялись в экстазе петь. Это была настоящая какофония.

Пока собрание пело и приводило себя в экстаз, маэстро выполнял другую часть ритуала. Он зажег несколько свечей и разложил на алтаре различные предметы. Суль не видела никакого смысла в его действиях. Она воспринимала все это как мешанину из примитивных дьявольских ритуалов.

Она чувствовала внутренний протест. Внимательно следя за происходящим, она ощущала лишь напряжение тел и запах пота.

Внезапно маэстро поднял руки, и спектакль оборвался.