Молитва об Оуэне Мини - Джон Ирвинг

— ЕСЛИ МЫ УЛОЖИЛИСЬ В ЧЕТЫРЕ СЕКУНДЫ, ТО СМОЖЕМ УЛОЖИТЬСЯ И В ТРИ, — сказал он. — ПРОСТО ПОТРЕБУЕТСЯ НЕМНОЖКО БОЛЬШЕ ВЕРЫ.

— Потребуется больше тренироваться, — раздраженно бросил я.

— ДА, ВЕРА ТРЕБУЕТ ТРЕНИРОВКИ, — сказал Оуэн Мини.

В 61-м нашу дружбу впервые начали омрачать недружелюбные замечания и ссоры. Самые главные споры начались у нас осенью, когда мы вернулись в Академию и пошел наш выпускной учебный год; и вот из-за одной из привилегий, положенных лишь старшеклассникам, у нас с Оуэном и вышел спор, оставивший у нас обоих чувство неловкости. Как старшеклассники мы имели право днем в среду или в субботу ездить на поезде в Бостон. В эти дни у нас не было уроков после обеда, и, доложив в канцелярии декана, куда собираемся, мы получали разрешение вернуться в Грейвсенд поездом «Бостон — Мэн», то бишь не позже десяти вечера того же дня. Поскольку мы с Оуэном не жили в общежитии, нам можно было возвращаться в школу к утреннему собранию в четверг или к воскресной службе в церкви Херда, если мы решали поехать в Бостон в субботу.

Даже когда мы ездили в субботу, Дэн с бабушкой недовольно хмурились, узнав, что мы проведем едва ли не всю ночь в этом «жутком» городе. В те годы ходил так называемый «молочный поезд», отправлявшийся из Бостона в два часа ночи, — он останавливался у каждого столба между Бостоном и Грейвсендом, и домой мы добирались не раньше половины седьмого утра (примерно в это время открывалась для завтрака школьная столовая). И Дэн и бабушка считали, что подобные загулы можно устраивать только изредка. Оуэна родители вообще никак не ограничивали; его же самого вполне устраивал распорядок, установленный для меня Дэном с бабушкой.

Но он не был готов проводить время в этом «жутком» городе так, как большинство грейвсендских старшеклассников. Многие выпускники нашей Академии учились в Гарварде. Чаще всего маршрут грейвсендского старшеклассника начинался с поездки на метро до Гарвардской площади. Там, с помощью поддельного приписного свидетельства (или при содействии выпускника Грейвсендской академии, а ныне студента Гарварда), в немереных количествах закупалась и самозабвенно поглощалась выпивка; иногда (хотя и редко) за этим следовали девчонки. Затем, основательно нагрузившись первым (и никогда не приглашая с собой последних), наш класс возвращался на метро в Бостон, где — снова прикинувшись старше, чем есть, — мы пробирались на представление со стриптизом, любимое зрелище наших сверстников, в заведение, известное под названием «У старого Фредди».

Я не видел в этом ритуале совершенно ничего безнравственного. В девятнадцать лет я еще оставался девственником. Кэролайн О"Дэй не позволяла никакой нескромности даже моей руке — в лучшем случае рука бывала допущена на дюйм выше кромки ее бордовой плиссированной юбки или таких же бордовых гольфов, а дальше — ни-ни. И хотя Оуэн уверял, что добиться большего от Кэролайн мне мешает лишь ее католицизм, — «ТЕМ БОЛЕЕ КОГДА ОНА ОДЕТА В ФОРМУ ШКОЛЫ СВЯТОГО МИХАИЛА!» — я не намного больше достиг с дочкой инспектора полиции Бена Пайка, Лорной, — хотя та католицизма не исповедовала и в день, когда я защемил губу в ее пластинках для зубов, была одета вовсе не в школьную форму. Видимо, ее отпугнула кровь или боль — а может, и то и другое. В девятнадцать лет испытывать даже похоть — пусть в самых убогих ее проявлениях, как «У старого Фредди», — это хотя бы какой-то сексуальный опыт; и если первое представление о любви мы с Оуэном получили из фильмов в «Айдахо», то что плохого в том, чтобы испытать вожделение на шоу со стриптизом? Я не сомневался, что Оуэн уже давно не девственник — разве возможно остаться девственником с Хестер? И потому, когда Оуэн клеймил «Старого Фредди» словечками вроде ОТВРАТИТЕЛЬНО и УНИЗИТЕЛЬНО, мне это казалось чистейшим лицемерием.

В девятнадцать лет я изредка позволял себе выпить — правда, единственно для того, чтобы, хмелея, с гордостью чувствовать себя совсем взрослым. Но Оуэн Мини не пил совсем; он не любил, когда люди перестают собой владеть. Кроме того, он, по обыкновению, решительно и буквально истолковал наказ Кеннеди во время инаугурационной речи — сделать что-нибудь для своей страны. Он перестал подделывать приписные свидетельства, не желая, чтобы с помощью этих фальшивок его сверстники незаконно покупали спиртное и ходили на стриптиз. Мало того, он открыто кичился своей правильностью: мол, подделывать приписные свидетельства НЕЛЬЗЯ, и все тут.

И потому мы совершенно трезвые гуляли по Гарвардской площади — не самому привлекательному месту на трезвую голову. Трезвые, мы заходили в гости к нашим бывшим соученикам по Грейвсенду, и я, опять-таки трезво, представлял себе, как будет выглядеть гарвардское сообщество (и как оно нравственно изменится), когда в него вольется Оуэн Мини. Один наш приятель по Грейвсендской академии даже заметил как-то, что трезвого Гарвард просто угнетает. Но Оуэн настаивал, чтобы наши поездки в «жуткий» город проходили как научные исследования безо всяких увеселений; и так оно и было.

Прийти на стриптиз к «Старому Фредди» в трезвом виде — это смахивало на какую-то изощренную пытку; на женщин у «Старого Фредди» можно было смотреть, только надравшись в дым. Поскольку Оуэн сварганил наши с ним поддельные свидетельства еще до того, как, вдохновившись призывом Кеннеди, принял торжественное решение не нарушать закон, мы воспользовались этими документами, чтобы попасть к «Старому Фредди».

— ЭТО ОТВРАТИТЕЛЬНО! — заявил Оуэн.

Мы смотрели, как грудастая женщина, лет сорока с лишним, зубами стягивает с себя трусики, а затем выплевывает их в алчную публику.

— ЭТО УНИЗИТЕЛЬНО! — воскликнул Оуэн.

Мы смотрели, как другая несчастная пыталась подобрать с грязной сцены мандарин: присев, она ухитрилась обхватить его влагалищем и поднять почти до уровня колен — но удержать не смогла; мандарин упал и покатился со сцены прямо в толпу, и двое или трое наших одноклассников едва не подрались из-за него. Естественно, нам было ОТВРАТИТЕЛЬНО и УНИЗИТЕЛЬНО — трезвым-то!

— ДАВАЙ НАЙДЕМ КАКОЕ-НИБУДЬ МЕСТО ПОПРИЛИЧНЕЕ, — предложил Оуэн.

— И что мы там будем делать? — спросил я.

— ХОДИТЬ И СМОТРЕТЬ, — ответил Оуэн.

Мне сейчас кажется, что большинство старшеклассников Грейвсендской академии взрослели, бродя по городам и приглядываясь к местам поприличнее; но Оуэном Мини, помимо неких более веских побуждений, двигало простое любопытство.

Вот так мы в конце концов и оказались на Ньюбери-стрит в одну из сред осенью 61 -го. Теперь-то я знаю, что оказались мы там НЕСЛУЧАЙНО.

На Ньюбери-стрит располагаются несколько художественных галерей, пара роскошных антикварных магазинов и несколько изысканнейших магазинов одежды. За углом, на Эксетер-стрит, стоял кинотеатр, где показывали иностранные фильмы — совсем не такие, что крутили в районе «Старого Фредди»; в «Эксетере» фильмы приходилось «читать» — они были с субтитрами.

— Бог ты мой! — воскликнул я — Здесь-то нам что делать?

— ТЫ ТАКОЙ НЕНАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ, — заметил Оуэн.

Он стоял и смотрел на дамский манекен в центральной витрине магазина — неприятно безликий и лысый, что тогда казалось ультрасовременным. Манекен был одет в огненно-красную шелковую блузку до бедер, напоминавшую своим сексуальным покроем ночную рубашку. Больше на манекене ничего не было. Оуэн стоял и не отрываясь смотрел на него.