Одержимый магией - Роджер Желязны

Через мгновение он выпрямился, но продолжал выписывать кругив воздухе, теперь его движения стали синхронными, в них появился определенныйритм, круги стали больше по амплитуде. Он посмотрел перед собой потом влево.

— Ну, теперь эти ряженые куклы, — произнес он ссочувствием.

Поль, который уже вряд ли понимал горячий его скипетр,ледяной или еще какой-нибудь, повернул голову к входной двери.

Там стояли Ибал и Вонни. Он держал белый жезл, она некоеподобие женского карманного зеркала, которое она прижимала к своей груди.

— А у тебя надежная охрана, но я не люблю слишкомдолгой возни, — добавил Спайер, свирепо сверкая глазами и полностьюобновляя свои силы. — Придется снова отправить их подальше.

Его левая рука изменила ритм и последовательность движений.Металлическое зеркало ослепительно вспыхнуло, когда Вонни слегка покачнулась.Ибал мягко положил руку ей на плечо и, взмахнув жезлом, замер в немой паузе,подобно дирижеру во «Второй симфонии» Брамса.

— Было время, когда ты был большим мастером,старик, — сказал Спайер, — но теперь тебе лучше уйти на покой…

Он щелкнул пальцами правой руки, внезапно Райл Мерсонвскрикнул и рухнул на пол.

— Небольшой недолет не повредит, — произнес Спайерс печальной ухмылкой, — тем более вас еще четверо…

По его лицу пробежала тень крайнего напряжения, улыбкаисчезла. Зеркало вновь вспыхнуло.

— Проклятая ведьма! — пробормотал он, отступая нашаг в сторону.

Тонкий, словно яркая проволока, белый луч вырвался из жезлаИбала и уперся в правое плечо Спайера. Спайер злобно промычал при видебессильно повисшей руки и, чувствуя обжигающую боль, пронзившую правую половинутела.

Его одежда дымилась, он сделал размашистый жест, и скипетрвырвался из рук Поля и Ларика. Словно стрела он метнулся через комнату,развернулся поперек и ударился в грудь и плечи Ибала. Белый жезл с грохотомупал на пол, немного погодя рухнуло на пол безвольное тело Ибала, его лицостало выглядеть на двадцать лет старше.

Зеркало вновь ослепительно сверкнуло, яркий луч метнулся всторону Спайера. Но ему удалось перехватить его левой рукой и, отразив отладони, метнуть в сторону Поля и Ларика.

Поль ощутил мощный удар, искры посыпались из глаз. Падая, онпытался опереться на Ларика, но тот и сам едва стоял на ногах. Они одновременнорухнули на пол. Закрывая глаза, Поль бросил взгляд на Спайера, оставшегося сВонни один на один. С его правой руки каплями стекла кровь, волосы на головестояли дыбом, брови ощетинились и сошлись в грозную линию, лицо налилось яркимнездоровым румянцем, плащ дымился.

— Дорогая моя леди, — сказал Спайер, идя прямо нанее, слегка покачиваясь, — теперь ваш черед и ваш конец.

Откуда-то издалека донесся ее тихий ответ: — В данный моментподумай лучше о себе.

Он услышал крик и стон Спайера и решил, что она прикончилаего. Но затем, словно из-под земли, раздался его слабый голос: — Отлично. Новсе же не достаточно сильно.

Но Поль уже брел в тумане, фигура человека, очень похожегона него, что-то говорила ему, что-то очень важное, что нужно запомнить…

— Белфанио! — громко и отчетливо произнес он,приподняв голову.

Вихрь из дыма и пыли закружился возле него. Клубы егостановились все гуще. Это последнее, что увидел Поль, проваливаясь в небытие.

Мой мирок разорвался на части и сложился в единое целоетеперь совсем в ином свете. Возможно и я сам подвергся аналогичному процессу.Мое бесцельное прозябание, длящееся годами, вдруг оборвалось и приобрело совсеминой смысл всего вследствие одного единственного жеста. Все волнения моего духаулеглись и утихли. Все — с самого моего зарождения — стало ясным и встало насвои места. Я прозрел в один момент. Я ликовал.

«Белфанио!»

Белфанио. Да, Белфанио. Оно прекрасно подходит ко мне, какспециально сшитая одежда, выполненная и подогнанная на заказ. Я незримовертелся перед зеркалом воображения, восхищаясь то фасоном, то тканью.

Я был зачат впопыхах, воссоздан из сырого материаламироздания могущественным чародеем Детом Морсоном в день его смерти — возможнов последние минуты перед его гибелью. Вся эта спешка произошла из-застремительного наступления его врагов. Он был просто не в состоянии должнымобразом завершить свое творение, наполнить меня всеми необходимымиинструкциями, отдать приказания, задать нужные побуждения. Он устремился прочь,бросился навстречу смерти, так и не завершив окончательного заклятия и незапустив в движение силы, которые он вызвал. И даже, не сказав мне, кто я и длячего. Будучи добросовестным по натуре, я пытался выяснить все этосамостоятельно.

Чертовски приятно узнавать о собственной важности впроисходящих событиях.

И очень здорово, в реальном смысле этого слова, найти иобрести собственный путь в этом мире, в противоположность тем, кто является вмир, до предела напичканным банальными приемами, готовым интеллектуальным иэмоциональным багажом, заботливо собранным хлопотливыми няньками, и всю жизньидет проторенной дорогой, даже не помышляя о переменах. Размышляя..

Дет бросился прочь. Теперь я понимаю, почему он не выпустилменя на волю. И не потому, что я был не закончен, без заключительного ритуалапроизнесения моего имени, а потому что моя младенческая сила была абсолютнобесполезной перед полчищами, осадившими замок, их колдуны-предводители простобы не обратили на меня никакого внимания, признав меня безвредным ибеспомощным. О, сколько времени с момента падения Рондовала, я томился имаялся, находясь в заточении в маленькой комнатушке, в сетях хитрой оболочкизаклятия. Я право теперь не помню. Возможно годы; пока естественное разрушениеи тление не сломало преграды, удерживающей меня в той комнате. Но подлиннымиспытанием стало то, что мое существование имело почти растительный характер,того философского мышления, которым я ныне наслаждаюсь, не было и в помине.Последующие годы я изучал географию, архитектуру, но никогда не интересовалсясилой, удерживающей меня в замке, даже тогда, когда мои скромные вылазки вокрестности всегда сопровождались какой-то непонятной тягой, которая покидаламеня лишь в стенах замка. Но я был молод и наивен. Было много вопросов, которыея не задавал даже себе. Я плавал около паромов и плотов, танцевал среди лунныхлучей. Жизнь казалась идиллией.