История войны 1813 года за независимость Германии - Модест Богданович

Несмотря однако же на такую благосклонность общественного мнения, положение наследного принца было весьма затруднительно. Армия, ему вверенная, имела разнородный состав; управление ею, чрезвычайно сложное, так сказать, ускользало от принца, знавшего только язык своей родной страны, и потому не могшего обращаться прямо ко вверенным ему войскам. Исполнение действий, предположенных на основании общего плана, требовало необычайного соединения смелости с благоразумием и осторожностью: надлежало, не открывая неприятелю доступа к Берлину, переправиться через значительную реку, на которой все крепости были заняты сильными неприятельскими гарнизонами; к тому же, при наступлении на левую сторону Эльбы, путь действий Северной армии был угрожаем – с одной стороны корпусом Даву стоявшим у Гамбурга, а с другой – главными силами наполеоновыми, собранными у Дрездена; наконец, в тылу, крепости на Одере, Штетин, Кюстрин и Глогау, еще занятые французскими войсками, не могли быть оставлены без наблюдения2.

Армия, вверенная наследному принцу, состояла в числе около 156 000 человек с 369 орудиями, именно:

шведских войск русских прусских прочих

24 018 чел. 31 954 чел. 81 580 чел. 18 922 чел.

с 62 орудиями; с 120 орудиями; с 144 орудиями; с 43 орудиями.

Наследный принц, прибыв 12 (24) июля в Берлин, занялся смотрами войск Северной армии, собиравшихся в окрестностях сей столицы. Из числа их, шведский корпус, по свидетельству сэра Карла Стюарта, находившегося в качестве английского агента при наследном принце, уступал русским и прусским войскам в снаряжении, тактическом образовании и боевой опытности. Корпус Винцингероде состоял из солдат, уже ознакомленных с военными трудами и лишениями; успехи, ими одержанные в первую кампанию, под начальством отличных партизан Чернышева, Тетенборна, Дернберга, Воронцова и Бенкендорфа, чрезвычайно возвысили дух этих войск. То же самое можно сказать и о корпусе Бюлова, возбужденном к высоким подвигам успехами одержанными при Галле и Лукау и лежавшей на нем обязанностью – прикрытия прусской столицы. Из войск же графа Тауэнцина, только 20 батальонов и 28 эскадронов с 28 орудиями, под начальством генерала Добшюца, назначались для действия в поле; прочие же были употреблены для обложения и наблюдения крепостей на Одере и Эльбе. Ландверные батальоны и эскадроны обоих прусских корпусов были сформированы лучше ландверов состоявших в прочих союзных армиях: корпус Тауэнцина, состоявший, за исключением одного пехотного полка, из народных ополчений, сражался впоследствии при Гросс-Беерене и Денневице не хуже линейных войск. Таким образом, к огорчению Наполеона, называвшего ландверы «сволочью» (canaille), они побеждали справедливо прославленные французские войска, предводимые знаменитыми военачальниками3.

Еще до принятия начальства над армией, наследный принц возбудил неудовольствие прусских военных людей порицанием действий даровитого и поседелого на службе Бюлова; впоследствии же принц еще более вооружил против себя общее мнение в Пруссии, не вводя в бой малочисленные шведские войска и нередко изъявляя предпочтение русским солдатам пред прусскими. В таких обстоятельствах, Бюлов и Тауэнцин, командуя большой частью сил сосредоточенных впереди Берлина, считали себя в праве распоряжаться по собственному усмотрению, что весьма естественно не нравилось принцу и поставляло его в неприятные отношения к подчиненным ему прусским генералам.

При открытии военных действий, 4 (16) августа, войска Северной армии были расположены следующим образом[83].

Главная квартира наследного шведского принца в Шарлотенбурге; русский корпус Винцингероде, за исключением легких отрядов графа Орурка и генерал-адъютанта Чернышева в числе 8000 человек, выдвинутых впереди правого фланга на пространстве от Гоммерна до Бельцига, находился в лагере у Шпандау; шведский корпус Стедингка в лагере у Шарлотенбурга; 3‐й прусский корпус Бюлова в Берлине и впереди сего города, выдвинув бригады Тюмена и Борстеля вперед, для занятия крепких позиций на Нуте (Nuthe) и Нотте (Notte); из войск 4‐го прусского корпуса Тауэнцина, резерв генерала Добшюца стоял за рекой Шпрее, у Альт-Ландсберга и Мюнхеберга, корпус генерала Гиршфельда у Бранденбурга; прочие же войска, в составе 23 батальонов, 16 эскадронов и 2½ батарей, всего до 16 000 человек с 18 орудиями, наблюдали за крепостями Штетином, Кюстрином и Магдебургом. Наконец – Сводный корпус графа Вальмодена, назначенный для охранения армии с правого фланга, был расположен у Гадебуша, впереди Шверина. За исключением этого корпуса, имевшего совершенно отдельный круг действий, а равно наблюдательных, партизанских и других отдельных отрядов, у наследного принца было собрано впереди Берлина около 100 000 человек и до 270 орудий4.

Со стороны Наполеона, были назначены для действий по направлению к Берлину, под начальством маршала Удино, корпусы: его собственный 12-й, 7‐й дивизионного генерала Рейнье, 4‐й дивизионного генерала Бертрана и 3‐й кавалерийский дивизионного генерала, герцога Падуанского (Арриги), в числе 73 000 человек с 200 орудиями5, из коих 36 000, следовательно почти половина, были иностранцы6. Ненадежность этих войск обнаружилась еще в продолжение перемирия: итальянцы толпами перебегали к Союзникам, чтобы пробраться через австрийские владения на свою родину; а войска Рейнского союза удерживались под ненавистными им французскими знаменами единственно страхом тяготевшего над ними в течение многих лет наполеонова владычества7. Несмотря однако же на такой плохой состав этой армии, Наполеон считал ее весьма достаточной для поражения защитников Берлина. Ему было известно, что корпус Тауэнцина и значительная часть корпуса Бюлова состояли из ландверов, которые, по его мнению, были не что иное, как сброд плохо вооруженных и необученных людей, не могших состязаться с регулярными войсками. Не менее презрительно относился он и о главнокомандующем Северной армии – бывшем маршале Бернадоте. Pour celui-là, il ne fera que piafef r – «Ну что касается до него, он будет только парадировать» – сказал Наполеон, говоря о нем с графом Бубной. Наследный шведский принц, с своей стороны, обнаружил ненависть к Наполеону, объявив партизанам, что тот из них, кому удастся захватить его, получит для своего отряда полмиллиона рублей и особую награду8.

Наполеон, поручив маршалу Удино овладеть Берлином, назначил для действия ему дивизию Жирара, в числе 12 000 человек с 18 орудиями9, собранную в Магдебурге. Кроме того маршал Даву, стоявший у Гамбурга, получил предписание двинуться со всеми войсками, без которых можно было обойтись на Нижней Эльбе, через мекленбургские владения, также к Берлину: таким образом, Наполеон, надеясь собрать для действий против Северной армии более 100 000 человек, не сомневался в успехе10. Что касается до маршала Удино, то он был старый воин времен Республики, покрытый ранами – свидетельством его неустрашимости: при Березине его ранили в 20‐й раз. Неудачные его действия против Витгенштейна в 1812 году помрачили его славу; но остатки французской армии были обязаны своим спасением на переправе через Березину его распорядительности и присутствию духа; а в сражении под Бауценом Наполеон поручил ему атаку правого крыла Союзников, и маршал вел ее с такой настойчивостью, какая нужна была для достижения успеха. Тем не менее однако же, Удино, приступая к действиям против Северной армии, не выказывал обычной ему решимости: разнородный состав его войск возбуждал в нем сомнения, а подчиненные ему корпусные командиры не могли внушить доверия к своим способностям: Бертран был известен более сведениями по инженерной части, нежели военными подвигами, а Рейнье, считавший себя обиженным в сравнении с своими сверстниками, достигшими маршальского чина, исполнял неохотно их распоряжения, и к тому же, при всех похвальных качествах Рейнье, ему недоставало того, что весьма высоко было ценимо самим Наполеоном, именно – счастья.