Гумилев сын Гумилева - Сергей Беляков

Теперь солидные и цивилизованные издательства «Астрель» и «Айрис-пресс» выпускают книгу Гумилева под правильным, авторским названием, но тиражи новых изданий на порядок меньше, чем у пиратских книг начала девяностых. Поэтому бóльшая часть читателей Гумилева (в том числе и автор этих строк) впервые познакомились с его «перфектологическим романом» именно по этим дешевым и некачественным изданиям.

Образ жизни Гумилева первые десять послелагерных лет почти не менялся. Район Средней Рогатки, неподалеку от площади Победы, среди старых ленинградцев считался непрестижным – слишком далеко от центра. «Лева живет на необъятных просторах нашей родины», — насмешливо говорила Ахматова. По Московскому проспекту один за другим тянутся громоздкие сталинские дома. Всего-то семиэтажные, зато необычайно длинные – каждый на целый квартал. В конце пятидесятых это были новостройки, среди них и дом № 195. Большой и, на первый взгляд, очень внушительный, но поделенный на коммуналки. В одной из них, в квартире 218 на шестом этаже (недалеко от арки), и обитал Лев Николаевич.

Из письма Льва Гумилева Василию Абросову от 14 апреля 1957 года: «Я получил комнату, небольшую, но очень уютную, с прекрасным видом. Но где!!! Ты придешь в ужас. Это последний дом, за которым кусты».

Один только путь на работу занимал 1 час 10 минут. Но вскоре Гумилев освоился на новом месте, привык жить на окраине и уже в июне 1957-го приглашал Абросова скорее приехать в гости, заманивая комфортом: «Комната приятная; квартира со всеми удобствами; сообщение с центром хорошее…»

Десять лет спустя Наталья Викторовна Симоновская, невеста Гумилева, оценит комнату хозяйским взглядом: «Маленькая – 12 метров, узкая, но светлая – в окно было видно много неба…»

Инна, жена Гелиана Прохорова, писала о жилье Гумилева на Московском проспекте подробнее и как-то теплее: «Комната его, хотя и была насквозь прокурена и шевелилась всеми обитавшими в ней клопами, но была удивительно уютна и даже артистична, и достигалось это всего лишь парой изящных миниатюр… и замечательным портретом Николая Степановича, прищуренный взгляд которого освещал комнату и всё, что в ней происходило».

Портрет Николая Гумилева Лев Гумилев заказал в начале шестидесятых годов своему коллеге по Эрмитажу, искусствоведу и художнику Виктору Павлову. Со временем Павлов станет известным и успешным художником-абстракционистом. Впрочем, вопрос об авторстве окончательно не решен. Гумилев, старый лагерник, попросил художника на всякий случай не подписывать картину: Николай Гумилев все еще оставался поэтом контрреволюционным. Мало ли что, оттепель кратковременна, что последует за ней? Авторство удалось установить благодаря свидетельству вдовы художника. В то же время дочь Виктора Павлова утверждает, что ее отец не мог написать этой картины. Слишком не походит портрет Николая Гумилева на творческую манеру художника-абстракциониста.

Этот портрет нельзя было снимать на пленку, и когда много лет спустя, уже в другой квартире, один из гостей успеет сфотографировать портрет, Константин Иванов, новый и вернейший ученик Гумилева, заставит гостя засветить пленку.

Квартира была обставлена бедно. Книги стояли на самодельных полках, которые сколотил для Льва Николаевича его сосед Павел, поэт и алкоголик, занимавший соседнюю комнату вместе с женой Раисой. Поэтом он был непрофессиональным, то есть не состоял в Союзе писателей, значит, должен был зарабатывать на жизнь какимто иным способом, но о его профессии нам ничего не известно.

Другим соседом был Николай Иванович, милиционер, который будто бы шпионил за Гумилевым. Наталья Викторовна была в этом убеждена, тем более что сам Николай Иванович, крепко выпив, намекал на свои тайные обязанности. Друзья и ученики Гумилева охотно верили в легенду о вечно пьяном милиционере-стукаче, со временем легенда стала общепринятой. Но я в стукачество милиционера не верю. Во-первых, настоящие агенты не станут себя выдавать, зато неудачники и фантазеры любят намекать на свои связи со всемогущими и всеведающими «органами». Это придает им значимости в собственных глазах. Во-вторых, слежкой за диссидентами занимался КГБ, а не МВД. У милиционера не могло быть ни полномочий, ни соответствующих профессиональных навыков.

Гумилев был самым счастливым из жильцов коммуналки. Он до 1967 года жил один, а тот же Николай Иванович ютился в одной комнате с женой и сыном и в конце концов повесился. Почти как один чеховский герой – умер от двух распространенных на Руси болезней: от пьянства и от злой жены.

Наталья Викторовна утверждает, что кроме этих двух семей в квартире появлялись «какие-то тетки и дети», вероятно, родственники Павла или Николая Ивановича.

Вообще-то квартиру населяли те самые простые люди, которых Гумилев так недолюбливал в своей молодости. Но времена изменились. Как Анна Андреевна в поздние годы умела понравиться «народу», выпив, например, целую кружку пива в Коломенском, так и Лев Николаевич научился ладить с пролетариями. Все гости, посещавшие квартиру Гумилева на Московском проспекте, говорят о мирных отношениях прежде неуживчивого и конфликтного Льва с соседями. Напротив, женщины помогали Гумилеву вести хозяйство, а он иногда нянчился с детьми. Та же самая злая жена Николая Ивановича гладила Гумилеву рубашки. Гумилев не лицемерил и не подделывался под окружающих, ведь он даже Савицкому написал о своих «простых и любезных соседях».

В общем, только человек, просидевший тринадцать лет в лагерях и до сорока пяти не имевший своего дома, мог радоваться такому жилью. И Гумилев радовался. Он не только умудрялся в таких условиях писать научные статьи и книги, но принимал своих интеллигентных гостей. К нему ходили друзья, знакомые, ученики. Народу было немного. Приходил Гелиан Прохоров с женой Инной. Приезжал из Великих Лук Василий Абросов – «друг Вася». Заходил Владимир Куренной, архитектор, преподаватель ЛИСИ (Гумилев познакомился с ним в экспедиции).

И, конечно же, к холостому еще мужчине приходили дамы. С первых послелагерных лет Гумилев вновь окружил себя женщинами. Среди его поклонниц были и совсем молоденькие, вроде девятнадцатилетней Натальи Казакевич, и немолодая уже Татьяна Крюкова, добрая и глубоко верующая женщина, к тому же весьма ученая. Долгое время она не могла (точнее, не пыталась) защитить диссертацию, но в 1972-м ей присвоят степень кандидата исторических наук «по совокупности заслуг», что было редким случаем в послевоенном СССР. Василий Абросов, например, несмотря на свои сорок статей и три монографии, этого так и не добился.

Крюкова была настоящей помощницей Гумилева. Вместе с сыном Александром они вычитывали корректуры гумилевских книг. Случалось, Татьяна Александровна даже гладила Гумилеву белье. Вместе они отмечали церковные праздники, на Пасху Татьяна Александровна всегда приносила крашеные яйца и кулич.

Если верить Инне Прохоровой, отношения Гумилева и Крюковой были платоническими, что не мешало ей ревновать Льва Николаевича к Инне Немиловой, «блестящей и очень светской эрмитажной красавице». Инна была «невероятно хороша: какая то лучистая и сверкающая, стройная, синеглазая, с тонкими смуглыми руками, к тому же прекрасно образованная и элегантная». Говорят, будто и теперь еще в Эрмитаже можно найти пожилых сотрудниц, что вспоминают об этом романе.