Родина - Фернандо Арамбуру

– Надо валить отсюда.

Не теряя времени, они направились в сторону района Эль-Антигуо. В хорошем темпе доехали до площади Бента-Берри. Там – ну а теперь что будем делать? – решили сперва немного успокоиться, потом обсудить план действий. Вокруг окончательно стемнело. Пробило девять. Машин становилось все меньше и меньше. Холод, которого они почти не замечали, пока крутили педали, теперь пронимал до костей. И Хосе Мари, чье мощное тело начинало требовать ужина, уплел последнюю шоколадную конфету, которые обычно брал с собой в поездки заодно с бананами и яблоками.

Одно было очевидно: ночью в велосипедном облачении они сразу привлекут к себе внимание, если останутся на улице.

– И куда нам в таком виде деваться?

– Холод-то собачий, а мы считай что раздеты – как пить дать замерзнем.

– Мать твою…

– Я предлагаю вернуться и поглядеть, что там и как. А вдруг Чопо просто забыл положить в почтовый ящик монету. Помнишь, со мной раз такое случилось.

– Если это он зевуна дал, я ему голову оторву.

– Поехали.

Окна в квартире по-прежнему были темными. На пустынной улице они не заметили ничего подозрительного, хотя попробуй узнай, не прячутся ли полицейские в одной из стоящих поблизости машин или за шторами в какой-нибудь квартире. Они прислонили велосипеды к столбу с дорожным указателем. Изо рта у них уже валил густой пар. Пачо дрожал от холода и несколько раз повторил, что боится заболеть. Хосе Мари, чтобы согреться, подпрыгивал и делал разные упражнения. Он не переставал ворчать. И не только ворчать, но и ругаться последними словами, но при этом никакого решения принять не мог.

Пачо, окоченевший, с красным носом, вдруг предложил:

– Пусть поднимется кто-то один. Если они нас поджидают, его схватят, а второй успеет смыться.

– Сволочь ты. Если они возьмут тебя, это все равно что возьмут и меня тоже. И наоборот. Они любого у себя в казарме так отутюжат, что ты запоешь отче наш и на латыни, и на русском, и на всех языках, которых знать не знаешь.

Ночной холод усиливался, их одежда не подходила ни для этого места, ни для этого часа, голод/холод/усталость – все заставляло принять хоть какое-нибудь решение, и они его наконец приняли. Поднялись на свой этаж по отдельности, один на лифте, другой пешком. Коврик у двери? На положенном месте. Хороший знак. Только вот дверь не была заперта на ключ. Осторожно! Да ладно, какая разница, раз уж все равно вставили ключ в замочную скважину, будь что будет. Пачо, вошедший первым, зажег свет в прихожей. Каждый снял с предохранителя свой браунинг, потому что без оружия они из дому не выходили. Всякий раз, покидая квартиру, непременно надевали поясную сумку.

Чопо скорчившись лежал на полу в своей комнате щекой в луже блевотины. Что они с тобой сделали?

Он был в сознании.

– Не могу даже пошевелиться – начинает болеть еще сильнее.

При всей их подозрительности, при всей их неискушенности они уже через несколько секунд поняли, что ничего сверхъестественного не происходит. Но пока он не спросил: “Где вас так долго черт носил, ублюдки?” – не переставали целиться в стены, в потолок, в шкаф, в самого Чопо. А почему он не зажег свет? Идиоты, потому что я не могу пошевелиться. Сами, что ли, не видите? Не успел он вернуться домой, как у него начались ужасные боли. Внезапно, еще в лифте. Он из последних сил доволокся до квартиры. Где у него болит? Вот здесь. Здесь – это бедро, но еще и поясница, и часть живота. Ну и что мы будем делать? Он пригрозил, что станет кричать во всю глотку, если ему не окажут помощь. Они попытались его поднять. Невозможно: боль становилась просто невыносимой. И опять рвота, зловоние.

– Надо вымыть все это.

– Вот и вымой.

Хосе Мари сделал знак Пачо, чтобы тот вышел с ним на кухню. Они закрыли за собой дверь и начали шепотом совещаться:

– Мы не можем впустить в квартиру врачей. Слишком рискованно.

– Но что-то ведь делать надо, и поскорее, если этот откинет копыта, проблем не оберешься.

Самого Хосе Мари стоны лежавшего на полу Чопо доводили до белого каления. И он властным, непререкаемым тоном командира поставил точку в споре:

– Переоденься или накинь сверху куртку, подгони к подъезду машину и жди там, внизу.

– Ты что, спятил? В багажнике коробки с оружием.

Такой взгляд, какой бросил на него Хосе Мари, не допускал возражений, такой взгляд прожигал насквозь. Пачо: ладно, если что, я не виноват. Он быстро оделся, продолжая бурчать себе под нос. И, выходя из квартиры, сквозь зубы процедил что-то про ответственность. А Хосе Мари заглянул в комнату Чопо, чтобы сказать ему: будь спок, не волнуйся, потерпи немного… и так далее. Потом, не тратя времени даром, переоделся.

Из кухонного окна он увидел, что к дому подъезжает “Сеат-127”, который в их распоряжение предоставила группа, занимавшаяся угоном автомобилей. В багажнике полно коробок и ящиков. Вот и понимай как хочешь: с одной стороны, они пересылают тебе кучу оружия и всего, что нужно для изготовления взрывчатых веществ, с другой – велят пока затаиться и носа не высовывать. Между тем они планировали с наступлением темноты загрузить все это в спортивные сумки, потихоньку поднять в квартиру, как следует рассортировать и прикинуть, что надо отправить в тайник, а что – нет.

Ладно, сейчас нельзя терять ни минуты. Хосе Мари схватил Чопо за ноги, чтобы оттащить от лужи блевотины. Во черт, мерзость какая. Тут бы моя матушка пригодилась. Взял полотенце и слегка обтер товарища. Вышел на лестницу и нажал на кнопку лифта. Соседи? Сидят по своим углам. Он и вообще редко их видел. Где-то работал телевизор. Без всяких церемоний Хосе Мари взвалил Чопо на спину как мешок. Посмотрел в глазок и убедился, что в лифт никто не сел. И только после этого вышел со своей ношей, спустился вниз и, как только Пачо знаком дал ему понять, что на улице никого нет, быстро сунул больного на заднее сиденье машины. Сам сел вперед и велел трогать.

– И куда мы теперь?

– Пока вон в ту сторону. Потом я тебе скажу.

Они оставили Чопо в непонятной позе – то ли сидит, то ли скрючился? – на скамейке в парке Ондаретты, рядом с дорогой, ведущей к горе Игуэльдо. Пачо забеспокоился:

– Он здесь как пить дать замерзнет.

Однако Хосе Мари по-прежнему молчал, пока не заметил телефонную будку, когда они уже пересекли улицу Мариа:

– Останови. Я выйду здесь. А ты езжай домой.

Сначала он завернул в расположенный совсем рядом бар. И, пока пил сурито, полистал телефонную книгу. Затем, уже из будки, позвонил в больницу Красного Креста, главный фасад которой был виден на другой стороне улицы. Не вдаваясь в подробности, сообщил:

– Послушайте, тут один парень, ему очень плохо.

Объяснил, где именно находится больной, и, когда удостоверился, что его поняли, повесил трубку. Примерно минуту спустя мимо промчалась машина “скорой помощи” – надо полагать, в указанное им место.