Мудрый король - Владимир Москалев

Друзья молчали, во все глаза глядя на принцессу. И в самом деле, красива. Рост чуть выше среднего, рыжие завитые волосы, свободно распущенные по спине, как у всех незамужних женщин, идеальной формы нос, блестящие коралловые губы. Теперь глаза. Аббат говорил про изумруды. Как ни всматривались Герен с Гартом, камней этих они не увидели. Лишь легкий намек на зеленый цвет. В остальном глаза светло-серые. Гарт тут же нашел для них определение – пустые. Герен подумал по-другому: безжизненные. На голове принцессы сетка из серебряного кружева, покрывавшая волосы лишь сверху и закрепленная, помимо обруча, еще и цветными лентами. Тело плотно облегало длинное платье со шлейфом и узкими рукавами до кистей рук; дальше рукава значительно расширялись. Верх и них платья – красного цвета, от груди и ниже – цвет желтый. Вокруг шеи квадратный вырез, обрамленный жемчугом. Талию охватывает пояс, – весь горит самоцветами так, что глаз не отвести.

Таков вид у принцессы Ингеборги. Что еще сказать? Достаточно, наверное. Понятно, что одета по-праздничному и лицом мила. Всё хорошо, даже отлично, лучшего и желать просто грех. И все же… Герена неприятно поразила слишком белая кожа; казалось, пудрой осыпали датскую царевну. Особенно бросалось в глаза ее лицо. Гарт подумал, что оно намазано известью.

Но не это показалось странным, не это оттолкнуло от нее обоих друзей. Им чудилось, будто перед ними стоит ожившая мумия, у которой живые только глаза и пальцы рук. Чем-то неземным веяло от датчанки, могильным холодом тянуло от нее, и казалось, кто-то невидимый изо всех сил старается раздвинуть ее губы в улыбке. Бесчувственным было ее лицо, отсутствующим, похожим на лик мертвеца, которого подняли из гроба и открыли ему глаза.

Второе неожиданное и неприятное открытие – ее взгляд. Герен сразу уловил в нем что-то надменное, властное, особенно когда она, высоко вздернув подбородок, посмотрела на него. То же подметил и Гарт, тотчас решив, что датчанка своенравна и властолюбива. О, это была совсем не покойная Изабелла, кротостью тут и не пахло, хотя Ингеборга и старалась изо всех сил явить благодушие и покорность, указывающие на хорошее воспитание.

К слову сказать, ни один из друзей не ошибался, дав мгновенную оценку: волчица в овечьей шкуре. А красота… Что ж, этого не отнимешь. Но не сам ли демон зла постарался тут, нацепив на это лицо маску Аспазии Милетской[53], а в тело вдохнув душу Гекаты[54]?

– Клянусь преисподней, Герен, – шепнул другу Гарт, – я бы не лег в постель с этой Иезавелью[55]. Ведь это Атропа[56] с лицом истукана! Готов держать спор – она не согреет ложе, ибо высечена из глыбы льда.

– Она похожа на колдунью, Гарт. Не пойму, чем эта статуя приглянулась нашему святоше. В ней нет ничего от Евфрозины[57], зато, по-моему, она унаследовала все пороки своей матери, которую называли «царицей ночи».

– Только наш глупый аббат мог узреть в этой Мегере[58] идеал любви и красоты, – шепнул друзьям Невер. – И все же мы потащим ее с собой. Филиппу нужна Дания, а это важнее всего.

– Говорят, красота редко уживается с умом, – заметил Гарт. – Сейчас мы это проверим. Мы в восторге от того, что увидели, ваше величество, – обратился он к королю. – Красота и кротость вашей сестры выше всяких похвал. Вы позволите задать вопрос принцессе? Мы услышим, кстати, ее голос.

Король кивнул. Ингеборга напряглась. Недобрый взгляд ее застыл на лице Гарта.

– По нраву ли вам, принцесса, предложение, которое изволил вам сделать наш король Филипп Август? – спросил Гарт. – Согласны вы тотчас же покинуть датское королевство, чтобы стать его женой и королевой Франции?

– Если эта Фрина[59] умна, то ответит, что во всем полагается на волю Господа и своего брата, – успел шепнуть Герен.

– Да, я согласна, – ответила Ингеборга без тени улыбки на лице.

Король поднял на нее тяжелый взгляд. «Глупее ответить нельзя было?» – говорили его глаза.

– Я оказался прав, Герен, – шепнул Гарт.

– В этом я не сомневался.

Епископ неожиданно пошевелился, точно почувствовал себя лишним, и тотчас приступил к деловой стороне вопроса. Он обладал дипломатическими способностями; Филипп знал, кого посылать.

Кнут молчал. Предстояло перейти к делу. Поймав выразительный взгляд Этьена де Турне, он движением головы приказал Ингеборге удалиться.

– Полагаю, если король согласен, нам незачем терять время, – начал епископ. – Поговорим о приданом.

– Сколько денег хочет получить французский монарх? – спросил Кнут, глядя на него исподлобья. – Цифра должна быть вполне разумной, в противном случае стороны могут не прийти к соглашению.

– Король Франции посылал нас сюда, будучи уверенным, что вашему величеству не придется открывать свои сундуки. Ему известно, если вспомнить о родственных связях, о давних правах, которые имеют датские короли на английский престол. Наш государь желает получить эти права в обмен на деньги. Это и станет приданым.

Кнут помрачнел. Это переходило всякие границы; такой наглости он не ожидал. Вспомнил, как его предупреждали советники: дело ему придется иметь с дальновидным и умным монархом. Предложение послов его совсем не устраивало. Кусок слишком жирный, не подавиться бы франку. Кнут не желал чрезмерного усиления могущества будущего зятя.

– Если это единственное условие, послы могут поворачивать обратно, – коротко бросил он, понимая, что в запасе у франков есть другое предложение. И прибавил, чтобы нарушить повисшее молчание: – Англия сильна. Вашему королю не удастся отстоять свои права на поле битвы. У него нет флота.

Этими словами Кнут выуживал у посольства другой вариант. И не ошибся: именно эту цель ставил перед послами Филипп. Епископ решил не тянуть – он прекрасно понял намек.

– Думается, король Датский, будучи родственником, смог бы помочь нашему монарху. Всем известно: такого мощного флота, как у него, нет даже у империи.

Но именно против Германии и держал свой флот Кнут VI. Поэтому, какой бы тонкой ни была лесть, выбить согласие у датского короля не удастся. Это сразу же стало ясным епископу, и он, даже не слыша еще ответа, поспешил прибавить: