Экстр - Дэвид Зинделл

– Пока все это решается, мы просим пилота погостить у нас в доме. И воина-поэта тоже. Охрана проводит их туда, когда закончится заседание. А теперь мы помолимся за душу Джанегга Ивиорвана. Он подчинился наихудшей из программ, но потом очистился от ее негативного влияния, и мы должны помолиться, чтобы он нашел путь к Богу Эде.

И Харра завела длинную и витиеватую молитву, где говорилось о неистребимости информации и конечной концентрации всего сущего в Боге Эде. Закончив, она склонила голову и со стоном – как видно, попытка защитить внука не прошла для нее даром, – поднялась из-за пюпитра. Это послужило сигналом старейшинам, и они тоже начали вставать.

Данло, поднявшись, выпрямился во весь рост и порадовался, что наконец-то избавился от стула. Бертрам, согнувшись над своим столом, смотрел на него мертвенно-серыми глазами и пускал в него безмолвные стрелы ненависти. Данло не знал, откроет ли назначенное Харрой расследование истинную причину сегодняшнего происшествия, но чувствовал, что Бертрам, если добьется своего, принесет и ему, и многим другим людям много горя.

Глава 19

ДВОРЕЦ ВЕРХОВНОГО АРХИТЕКТОРА

Многие цивилизации расходовали свои духовные ресурсы, ища ответа на вопрос, куда уходит душа после смерти. Не лучше ли попытаться ответить, где находится душа до рождения?

Фравашийский коан

Данло отвели апартаменты в доме Харры Иви эн ли Эде на восточной окраине Орнис-Олоруна. Этот дом с сотнями комнат, залов и целым лабиринтом коридоров скорее должен был называться дворцом. Данло никогда еще не видел столь грандиозного жилища – даже усадьба Мер Тадео на Фарфаре уступала ему. Но самым привлекательным в этом доме было другое, – не гигантские размеры и не роскошь, – а то, что дворец стоял на нулевом уровне города и отсюда открывался вид на океан. Окна, выходящие на ту сторону, открывать, разумеется, было нельзя из-за отравленной атмосферы, но Данло нравилось сидеть около окна, играть на флейте и смотреть на песчаные пляжи далеко внизу. Иногда он проводил так целые дни. Ночью облака Таннахилла загорались фантастическим белоголубым светом: это избыточный углекислый газ и метан взаимодействовали с солнечной радиацией. Эти облака смерти, как называл их Данло, напоминали ему, что он чужой в этом чуждом мире – чуждом не своей флорой и не ландшафтами, а результатами деятельности человека, превратившего эту райскую некогда планету в то, чем она стала теперь.

Так он и жил в доме Харры, ожидая, когда наступит следующий этап его миссии. Просидев в заточении три дня, пока Харра вела следствие по делу загадочной смерти старейшины Джанегга, Данло решил, что он здесь не совсем гость, но, пожалуй, и не совсем пленник. Ему ни в чем не отказывали, его роскошно обставленные комнаты изобиловали произведениями церковного искусства, кибернетическими приборами и, что было удивительнее всего, комнатными цветами и растениями. В отличие от нараинов, живущих в сюрреальности Поля, Архитекторы сделали предметом своей мечты Старую Землю, какой она была тысячи лет назад, еще до Роения, – и какой будет опять в конце времен, когда Эде воссоздаст для своего избранного народа несчетное число девственных благодатных Земель.

Коренной парадокс-Архитекторов заключался в том, что они, уничтожая природу, испытывали в то же время тоску по ней и любили ее тем сильнее, чем больше от нее отгораживались. Поэтому в комнатах Данло цвела белыми звездочками ананда и жила диковинная птица попугай с яркими разноцветными перьями. Данло грустно было, что это красивое создание держат в тесной стальной клетке, хотя попугай, пожалуй, чувствовал себя там не хуже, чем большинство жителей Орнис-Олоруна в своих квартирах.

Данло вспомнил загадку, которую загадал ему дед и которую он, в свою очередь, загадал Тверди: как поймать красивую птицу, не убив ее дух? Он все еще не мог ответить на этот вопрос, но с удовольствием скармливал попугаю орехи мави и каждый раз, подходя к клетке, видел несломленный дух в его ярко-золотистых глазах. Данло играл попугаю на флейте, и тот отвечал щебетом и свистом. Порой Данло казалось, что эта птица – имакла, животное, наделенное волшебной силой.

Однажды, когда он выразил это предположение вслух, птица, к его изумлению, ответила ему человеческим голосом:

– Может быть, ты имакла? Но как может волшебное существо жить в клетке?

Сначала Данло подумал, что птица в самом деле умеет говорить, но вскоре понял, что попугай просто повторяет за ним, на что способна даже самая простенькая программа искусственного интеллекта. Если Данло хотелось поговорить, лучше было прибегнуть к услугам Николоса Дару Эде, механически выдающего предостережения типа: “Поосторожнее с птицей. Возможно, ей в глаза вставлены шпионские устройства”.

В такие моменты, когда сознание ограниченности программ образника становилось особенно болезненным, Данло давал себе слово не общаться больше с Эде. Служители дворца, ежедневно убиравшие в комнатах и приносившие горячую еду, тоже не говорили ни слова. Они молча добавляли в кормушку свежие орехи, брезгливо меняли постельное белье, соприкасавшееся с телом намана, убирали со стола и все это время украдкой посматривали на странного пришельца со звезд, который мог оказаться светоносцем. Закончив работу, они поспешно уходили, оставляя Данло в его одиночестве.

Вследствие этого одиночества, а также из любопытства, Данло неизбежно должен был обратить внимание на священный шлем, поблескивающий на алтаре в средней комнате. Надев его на себя, Данло обнаружил, что может контактировать с различными кибернетическими пространствами. Ни одно из них по глубине и детальности не могло сравниться с нараинским Полем. Здесь не существовало свободного доступа к информационным массивам и отсутствовало ассоциативное пространство, где могли бы общаться Архитекторы со всей планеты. Сюрреальности, за одним-единственным исключением, тоже отсутствовали, а степени воспроизведения ограничивались голосом и портретом.

Старейшины Церкви полагали, что информация, как и общение, нуждаются в цензуре, и видели в себе защитников народа, ограждая его от опасных технологий. В этом районе Орнис-Олоруна, Новом Городе, помимо Храма, дворца и особняков, имелись также учреждения, где люди со строгими лицами решали, гармонирует ли та или иная техника с доктринами Церкви, со “Схемами” и всем Священным Алгоритмом.

Считалось, что техника должна служить человеческой душе, а не калечить его натуру себе в угоду.

Поэтому Данло, сидя с поджатыми ногами и шлемом на голове, быстро понял, что не может общаться с Архитекторами так, как ему желательно, – но может приобщаться вместе с ними. Пробуя осуществить разные степени воспроизведения, он сделал открытие, которое и позабавило его, и встревожило.

Каждое утро по сигналу колокола Верховный Архитектор отправлялась из своего дворца в Храм. Там в контактном зале с зеркальными стенами, где перед рядами священных шлемов стоял на алтаре вечный компьютер Эде, она проводила контактную церемонию. В зале присутствовали виднейшие старейшины – такие как Бертрам Джаспари – и простые Архитекторы, которые, выиграв в ежедневную лотерею, получали право войти в самое священное из физических пространств Церкви.