Дэниел Мартин - Джон Фаулз

По всей видимости, подарок Роз понравился, к тому же она явно этого не ожидала; она сразу же сняла бусы, которые на ней были, и надела ожерелье. Вечер получился удачным. Я кое-что услышал о её жизни — о работе, о личных делах, — потом завёл разговор о прошлом. Рассказывал я гораздо обстоятельнее, чем намеревался поначалу, но ни малейшим намёком не выдал, что наши отношения с её матерью были хоть сколько-нибудь более чем дружескими. Я винил во всём себя, постарался объяснить, каковы были мотивы, заставившие меня написать злосчастную пьесу, и всячески убеждал её поверить, что считаю реакцию её родителей на мой поступок единственно возможной. Кажется, она уже говорила об этом с Джейн, хотя и не так подробно; во всяком случае, она сказала, что однажды Джейн обмолвилась, что мне не следовало жениться на Нэлл и что не только я виноват в нашем разрыве. На миг мною овладело любопытное ощущение, что когда-то Джейн и сама в разговоре с дочерью остановилась у самого порога признания.

— А она сказала тебе почему?

Роз улыбнулась:

— Ну, я ведь всего лишь племянница. Но даже и я иногда с трудом переношу Нэлл.

— Она изменилась. Гораздо больше, чем твоя мама. Так мне кажется.

— Вот это и есть главная проблема. Проблема Джейн. Она не меняется. Хоть всё время говорит об этом.

— А ты это всерьёз не воспринимаешь?

— Я в это поверю, когда увижу собственными глазами. Знаете, всё дело в её католицизме. Где-то в глубине души он всё ещё теплится. Ну пусть она прослушала заупокойную мессу с таким видом, будто ей под самый нос поднесли что-то весьма дурно пахнущее. Называет священников воронами и всякое такое. А в глубине души она всё ещё там. Странная какая-то психология. Приверженность понятию греха и вины.

— Но с переносом понятия в другую сферу?

— Мы об этом спорим постоянно.

— А она, конечно, не соглашается?

— Она обычно уходит от ответа. Я не прожила её жизнь, мне не понять. И тэ дэ и тэ пэ.

После того как я сам открыл ей душу (или почти открыл), мне не трудно было заставить Роз продолжать разговор о родителях. На самом деле я не обнаружил ничего такого, что не было бы мне известно со слов Энтони и Джейн… или о чём я сам не догадывался. Просто известные факты представали под иным углом зрения, в каком-то драматически-ироническом свете. У Роз была о многом говорящая привычка называть мать по имени, а об Энтони говорить не иначе как «мой отец»; по всей видимости, это отражало реальную ситуацию в семье в последние годы, а она вовсе не сводилась к примитивному противостоянию женской части семейства его главе-мужчине: существовала некая словесно не выраженная зона отчуждения между интеллектами. Роз практически повторила то, что я уже слышал от Джейн: было столько всего, что так и осталось несказанным. Вряд ли она не любила отца; просто не знала, как подойти к нему, как переступить строго установленные границы; порой это было «просто ужасно, будто мы — приёмные дети и он по обязанности проявляет к нам интерес». Я спросил, огорчило ли отца их отступничество, на которое они решились вслед за матерью.

— Очевидно, да. Но тогда это до меня не дошло. Мне было шестнадцать, Джейн знала, как я отношусь к католичеству… как-то мы отправились — вдвоём, он и я, — в поход за орхидеями, и я всё ему выложила… Он был на высоте. Говорил о сомнениях, о вере… ну вы представляете… говорил так, будто это философская проблема. Попросил, чтоб я ещё подумала. А когда я ему сказала — это было уже в конце следующего семестра, — что отношение моё не изменилось, он и спорить не стал. Повёл себя очень разумно, даже не пытался меня отговорить. Думаю, с Энн он окончательно сдался — понял, что происходит то же самое. Сейчас-то я понимаю, что он тогда оказался в невыносимой изоляции. Абсурд какой-то, но он сам старался оберечь нас, чтобы мы и не вспоминали никогда о существовании этой проблемы. Его друзья-католики, которые были не в курсе, бывало, придут обедать или там ещё что-нибудь… начинается разговор, ну они ведь не знали… так, болтовня на католические темы. Он не давал им и слова сказать, сразу прекращал разговор. — Она помолчала, потом добавила: — Я заговорила с ним об этом, когда мы виделись в последний раз. Об утрате веры.

— Спросила, причинила ли ему боль?

— Просила простить за причинённую боль.

— И что он ответил?

— Что он предпочитает видеть меня такой, какая я есть, а не такой, какую он пытался из меня сделать.

Тут лицо её дрогнуло, и она потупилась.

— Давай поговорим о другом.

— Нет. — Она покачала головой и, взглянув на меня, улыбнулась: — Я… ну просто… теперь уже слишком поздно.

— Он был очень честным человеком, Роз, и стеснялся проявлять свои чувства. Это — летальная смесь, если имеешь дело с простыми смертными.

— Я понимаю.

— А твой потенциальный отчим, он человек более открытый?

— Питер? О, он просто прелесть. Считается, что у него блестящий ум, но он к тому же умеет наслаждаться жизнью. Иногда он ведёт себя просто как шут гороховый.

Роз немного рассказала мне о нём. Он родом с севера, из Тайнсайда, сын рабочего с верфи, «только по нему этого не скажешь»; получил именную стипендию в Оксфордском университете, был студентом Энтони, на прошлое не оглядывался. Был женат, имел от первого брака двух детей; в разводе выступал как виновная сторона: в то время он считал себя этаким негодяем-сердцеедом. Та девица раньше училась у него, недавно окончила, так что вышел довольно большой скандал.

— Почему же он на ней не женился?

— По правде говоря, я толком не знаю. Джейн говорит, он собирался, но что-то у них не заладилось. Его бывшая жена ужасная зануда, по-прежнему живёт в Оксфорде, рядом с нами — за углом.

— Да, я слышал.

Она с насмешливым любопытством взглянула мне в лицо:

— Кажется, в тот вечер вам удалось услышать много интересного!

— Мог бы гестапо за пояс заткнуть.

— Да нет, я просто поражаюсь, что вам вообще что-то удалось.

Я отвёл глаза, избегая её взгляда.

— Твой отец дал мне что-то вроде поручения, Роз. Разумеется, он ничего не знал о Питере, что в какой-то степени освобождает меня от обязательств, но он настойчиво просил меня заделать брешь в наших отношениях с Джейн. И я сам очень этого хочу. Не только потому, что он просил меня об этом. И не только с Джейн — со всеми вами. Если это как-то может помочь.

— Думаю, уже помогло. Мы с ней тоже поговорили. После того, как я отвезла вас на вокзал.

— Только бы она не думала, что я заставил её сказать слишком много.

Роз улыбнулась:

— Она думает, что заставила вас выслушать слишком много.

— Что ж, по крайней мере мы с ней обзавелись хорошим посредником.

Она потрогала агатовое ожерелье:

— Тем более что посредника так беззастенчиво подкупили.