Последние стражи Аарона - Мирослава Драгович

кличем, не видели, что в конце улицы их ожидал заслон из трех десятков магов. Никто из них не заметил, как Ивэн взобрался по спустым деревянным бочкам вверх и ждал их приближения, стоя на крыше лавки мясника.

— Горите, — злостно прешептал он себе под нос. — Пылайте за каждого мага, сожжённого вами на Юге.

Переулки Дагмера

Руалийцы рассыпались по всему городу. Ввязаться в самое сердце боя оказалась проще, чем представлял себе Эрлоис. Бритым затылком он чувствовал дыхание смерти, и она неотрывно следовала за ним как опостылевшая любовница. Сеет он смерть или ждет ее — трудно было разобрать. Он желал лишь одного — успеть добраться до Ивэна, убедиться, что тот не считает его предателем, и, если хватит сил, спасти себя и его. Уже тогда Эрло видел, что Дагмер обречен, но еще не терял надежду умереть честным человеком. По меркам ловца.

Он проклинал себя, замечая новые и новые мазки войны, оставленные в городе, который он любил больше, чем почти растаявший в памяти Ангерран, больше, чем тот же Эстелрос, где он возмужал. То тут, то там он видел огонь, пожирающий с трепетом и любовью построенные дома. Всюду он видел тела, тех, кто напоролся на южный меч. Увидев первого погибшего северянина, он подобрал его оружие, и с трепетом поднес стальную северную гарду ко лбу. Это было возвращение домой. В Дагмер или Ангерран — для него больше не было разницы. Бранды и Толдманны слились для него воедино, преодолев пропасть лет и зим.

Он мог убить Галена в лагере отступников, рискнуть всем, чего не имел, но не сделал этого, беспокоясь о спасшей его девушке и о своей зажившей шкуре. Это был поступок, не достойный баллады. Стоило выпустить Галену кишки и в Дагмере тут же сложили бы пару песен. И, быть может, город остался бы нетронутым. Сколько жизней Эрлоис спас бы, сделав то, что умел лучше всего в жизни — посеяв смерть? Одну единственную, но такую нужную этому миру.

Увиденное теперь Эрло представлялось расплатой за неисполненное предназначение. Каждый поворот в лабиринте улиц Дагмера отныне таил в себе неизвестность. Война, страх и человеческая подлость будто наперебой пытались удивить его.

Заслышав женский крик, молящий о помощи, он побежал и на узкой улочке наткнулся на трех южан, прижавших в стене девчонку. Они были так заняты перебиранием ее юбок, что первый даже не успел ничего понять, прежде чем на его голову обрушился северный меч. Капли крови брызнули на лицо девчонки, и она завопила еще громче. Второй южанин схватился было за топор, но Эрло успел разрубить ему руку. Теперь кричал и он. Последний, совсем юный, ввязался в бой. Шаг, удар. Шаг, удар, рывок вперед. Голова и блестящий шлем покатились вниз по мостовой.

Эрло рывком поднял девчонку на ноги, увидел открытую дверь дома, и потащил ее за собой, и не ошибся. В кухне под тяжелым столом он нашел лаз.

— Я не оставлю свой дом! Я никуда не уйду! Нет! — упиралась девчонка, и ему пришлось едва ли не столкнуть ее вниз.

— Беги, дура, — прошипел Эрло и захлопнул дверь. Вернув тяжелый стол на место, он был уверен, что спасенная выберется из города, где ее не могло ждать ничего хорошего.

Снова выбежав на улицы, он продолжил двигаться на лязг мечей, радуясь, что в город пока не пробрался ни один отступник. Биться с врагом, не отмеченным магией, ему было проще, как и всем, но он подумал, выскочив из узкого переулка, что умрет прямо на месте — ему повстречался целый отряд.

— Добро пожаловать на Север, южные крысы! — выкрикнул он и отчаянно бросился вперед, выкрикнув боевой клич, — Мы несем смерть!

Птицелов не мог бы увидеть даже в самых странных снах, что когда-либо ему придется драться бок о бок с рыцарями Священного караула. Тревор мог приказать своим людям держаться в стороне, но, быть может, оказался человеком лучшим, чем можно было о нем подумать. Багровые плащи были первыми союзниками, встреченными на его пути. Они ворвались в бой как раз когда дыхание Эрло стало тяжелеть — как бы хорош ни был воин, рано или поздно он устанет от пляски с мечом.

— Думал, что ты мертв, — признался глава Священного караула, пока его люди добивали тех, кто выжил и теперь лежал на мостовой.

— А я не знал, что ты жив настолько, чтобы встать на сторону магов, — криво оскалился Эрло, оглядывая новых спутников.

— Я на стороне людей. А те, кто сейчас осаждает город — нелюди. Огонь должен покарать их всех.

Проповедь — вот последнее, что ловец хотел услышать с окровавленным мечом в руках. Он двинулся дальше и вскоре вышел прямо к торговой площади, наполненной неистовыми криками, вонью, воем стали и огнем.

— Создатель милосердный, — где-то за спиной послышался голос Тревора, и Эрло понял, что тот увидел.

Маг воды и король Дагмера разил врагов огнем и льдом, возвышаясь над площадью, и был похож на разгневанного северного бога. Руалийцы должны были упасть на колени перед ним и просить о пощаде, но они были южанами и ничего не смыслили в старых богах.

Бой шел и на другом конце площади у крепостной стены. Эрло немедля отправился именно туда, где отчетливее слышал лязг мечей, и где магия была не такой яркой. Быть может, там было больше южан, и стало сложнее отбить их натиск. Он увидел, как Стейн оказался окружен разом тремя врагами, успел набегу пару раз вдохнуть раскаленный воздух, но вот земля ушла из-под ног, и его отбросило к стене дома в месиве пыли, камней и снега.

Прогремел еще один взрыв.

После боя. Королевский дворец Дагмера

Все закончилось ближе к рассвету. От убийственной и нескончаемой песни войны звенело в ушах. В сознании Анны раз за разом вспыхивали взрывы, страшные крики боли и агонии. Когда отступники и руалийцы ворвались во дворец, она не стала оставаться в стороне — как могла, она помогала раненным стражникам. На ее лице, волосах, руках и груди запеклась кровь. Ее серое платье старо бурым и непомерно тяжелым.

Анна держала на коленях меч, сидя в пустом тронном зале. По ее лицу беспрестанно бежали слезы, но она заставила себя стереть их с лица, заслышав, что бой за запертыми дверями начинает утихать. Можно было мечтать, что они откроются и в зал войдет Ивэн, она бросится к нему, и вместе они будут учиться стирать воспоминания, которые смяли жизни сотен людей. Но Анна понимала — сказка