Джек Ричер, или Дело - Ли Чайлд

Он начал сначала:

— Согласно данным Отдела учета кадров Корпуса морской пехоты Соединенных Штатов, в составе Корпуса морской пехоты гражданка по имени Элис Бутон не значится.

Я улыбнулся.

— Они придумали ее, — сказал я. — Она не существовала. Какая небрежная работа… Я даже засомневался, а вдруг я ошибаюсь? Может быть, вы разделили свой коварный план на две отдельные стадии? Может быть, на первой стадии была история с машиной? Может быть, Элис Бутон вы вписали в отчет в последнюю минуту, поскольку у вас уже не оставалось времени на то, чтобы добыть данные реального человека?

— Армию необходимо защищать, — сказал старик. — И ты должен понимать это.

— То, что армия потеряла, то приобрел Корпус морской пехоты. А ведь вы и для них являетесь дедушкой. Так что в профессиональном отношении грош вам цена. А защищали вы своего сына.

— Это мог быть любой солдат его батальона. Мы ко всем относимся одинаково.

— Да чушь все это, — отмахнулся я. — Фантастическое проявление коррупции. Что-то совершенно необычное. Беспрецедентное. Ведь в этом деле замешаны вы двое, больше никто.

Ни слова в ответ.

— А кстати, — добавил я, — ведь это именно я защищал армию.

У меня не было никакого желания стрелять в них. К тому же у патологоанатома практически ничего и не будет для исследования, но осторожный человек постарается не подвергать себя ненужному риску. Поэтому я бросил пистолет на диван возле себя и, вытянув вперед правую руку с растопыренной ладонью, плашмя приложил ее к затылку сенатора и, нагнув ему голову, ударил ее об ограждение приборной панели. Ударил довольно сильно. Человеческая рука может бросить бейсбольный мяч, придав ему скорость сто миль в час, а если вместо мяча фигурирует человеческая голова, то скорость может достичь тридцати миль в час. А ремень безопасности, как утверждают, не спасает при толчке, возникшем на скорости в тридцать миль в час, что может оказаться смертельно. Я не хочу сказать, что намеревался убить сенатора. Просто хотел вывести его из игры примерно минуты на полторы.

Приподняв вверх свою правую руку, я взял Рида Райли за подбородок. Его руки вцепились в мое запястье, но я оторвал их своей левой рукой, а потом, распялив пальцы, нажал ладонью на макушку его головы. Потянул и оттолкнул; вверх, затем вниз, зажав и сдавливая голову, как в тисках, обеими руками. Затем моя правая рука поднялась вверх по его точеному подбородку — ребро левой ладони в это время поддерживало голову, а ладонь правой руки закрыла рот. Его кожа была похожа на тонкую наждачную бумагу. Он побрился рано утром, а сейчас время шло к полуночи. Я поднял ладонь своей левой руки выше уровня его бровей, довел ее ребро почти до линии волос, сжал между большим и указательным пальцами его нос и потянул вниз.

Вот и вся история о том, как устроен человек.

Ему казалось, что он задыхается. Сперва он пытался укусить мою ладонь, но не мог открыть рот. Я давил очень мощно. Челюстные мышцы очень сильные, но только когда смыкаются. Открытый рот никогда не являлся эволюционным приоритетом. Я дождался, когда Райли затихнет. Он рвался из моих рук. А я ждал, когда он затихнет. Он цеплялся за свое сиденье, колотил каблуками по полу. А я ждал, пока он затихнет. Он выгнул спину. Я ждал, когда он затихнет. Он вытянул голову в мою сторону.

И я, сменив хватку, сильно повернул его голову и сломал ему шею.

Этому приему я научился у Леона Гарбера. Он, возможно, и сам где-то увидел его в действии. Может быть, и сам где-то применял его. Он способен на такое. То, что жертва предварительно начинала задыхаться, облегчало его применение. При этом шея всегда вытягивается. Это своего рода нежелательный инстинкт. Жертвы всегда сами располагают свои шеи по линии. Гарбер сказал, что такой прием никогда не дает осечки, и я могу это подтвердить.

Все это повторилось вновь спустя одну минуту — с сенатором. Он был слабее, но его лицо было скользким от крови, текшей из носа, который я сломал, ударив его об ограждение приборной панели, поэтому и приложенное усилие было почти таким же.

Я вышел из машины ровно в одиннадцать часов двадцать восемь минут. Поезд находился в тридцати двух милях к югу от нас. Может быть, как раз в это время он проходил над 78-й автострадой к востоку от Тупело. Я закрыл дверь, возле которой сидел, но окна оставил открытыми. Ключ зажигания бросил на колени Рида Райли. И отошел прочь.

Сразу же по обеим сторонам от меня возникли чьи-то фигуры.

Добрые дела всегда кто-то водит с собой. У меня был пистолет «беретта», и я мог избавиться от одного, но не от обоих сразу. К тому же между двумя выстрелами нужно было успеть развернуться.

Я ждал.

И вдруг фигура справа от меня заговорила. Она произнесла:

— Ричер?

— Деверо? — ответил я.

Фигура слева от меня произнесла:

— И Мунро.

— Какой дьявол занес сюда вас обоих? — спросил я.

Они притиснулись ко мне, и я с трудом оттащил их прочь от машины.

— Зачем вы здесь? — снова спросил я.

— Неужто ты думал, что я позволю ему взять меня в кафе? — спросила Деверо.

— Жаль, что он этого не сделал, — ответил я. — Мне бы не хотелось, чтобы вы слышали что-либо об этом.

— Так ты же заставил Райли открыть окна. Ты хотел, чтобы мы слышали ваш разговор.

— Да нет, я просто хотел свежего воздуха. Мне и невдомек было, что вы рядом.

— А что плохого в том, что мы всё слышали?

— Я не хотел, чтобы ты слышала то, что они говорили о тебе. И хотел, чтобы Мунро вернулся в Германию с чистой совестью.

— Что касается моей совести, она всегда чистая, — ответил Мунро.

— Но ведь всегда легче притворяться, что ты ничего не знаешь, когда это действительно так.

— У меня никогда не возникало проблем с необходимостью притворяться, что я ничего не знаю. Некоторые люди думают, что я и вправду вообще ничего не знаю.

— А лично я рада, что услышала все, что они говорили обо мне.

Одиннадцать часов тридцать одна минута. Поезд находился в двадцати девяти милях от нас. Мы шли между рельс по шпалам; за нашими спинами оставалась зеленая армейская машина с сидящими в ней пассажирами. Пройдя мимо старой водокачки, мы пошли дальше к переезду, а потом повернули на запад. В сорока ярдах впереди у обочины стоял автомобиль Деверо. Мунро не стал садиться в машину, решив дойти пешком до бара «Браннанс», где он оставил машину, на которой приехал из Келхэма в город. Он объяснил, что ему надо как можно скорее снова попасть в Келхэм, чтобы замести следы операции по пленению минометчиков и поскорее завалиться спать, так как завтра утром его ожидал ранний подъем. Мы обменялись рукопожатием, я искренне поблагодарил его за помощь, после чего он, попрощавшись с нами и пройдя десять шагов, растаял во мраке.