Прощай, Германия - Николай Николаевич Прокудин

и ладно! Пусть приём был не особо тёплым, зато и без ругани и упрёков. Хорошо, когда всё хорошо кончается! Уф…

Эдик заскочил на часок домой и обратно в полк, сдать постовые ведомости и написать отчёт. Комбат обрадовался, что караул успешно выполнил задачу и вовремя без происшествий вернулся. Офицеры засели в канцелярии, и хорошенько обмыли это дело. Разошлись по домам поздно вечером, но Эдику и Хайяму показалось мало.

— Пошли ко мне! — хорохорился капитан-азербайджанец. — Познакомлю тебя с семьёй.

— Неудобно, ведь уже поздно, — попытался отказаться Громобоев. — Твоя жена будет ругаться. И мне бы надо дома сбросить десятидневный половой напряг…

— Успеешь ещё, сбросишь. И что ты такое сейчас сказал? Как может жена ругаться? Женщина! Она должна знать своё место! Сейчас ты увидишь, как меня дома встретят. Я мущщына! Хозяин в доме!

Увильнуть от продолжения выпивки не получалось, но можно было превратить это дело в семейное мероприятие. Эдик звякнул по телефону с КПП домой, и велел Ольге прийти к Гусейновым и не ломаться, ведь их квартира лишь двумя этажами ниже.

Офицеры шумно вошли в подъезд, громко делясь воспоминаниями о прошедшей войне, собеседников было хорошо слышно, поэтому едва Хайям нажал на кнопку звонка, как дверь сразу распахнулась. Их явно давно поджидали.

— Женщщына, — громко и гортанно произнес кавказец, вваливаясь в квартиру. — Живо накрывай на стол, мы с другом будем кутить! Я всю семью Громобоевых пригласил в гости! Сейчас к нам придут его жена и дочь. Живее шевелись и не смотри на меня так, словно ты пантера!

Вначале глаза Гульнары сделались большими и злыми, потом она прищурилась, что-то громко и резко сказала на родном языке, Хайям гуркнул в ответ ещё громче, и в квартире, действительно началась суета по хозяйству.

— Может быть, поможем? — попытался сгладить неловкость Эдуард.

— Сиди! Отдыхай! Мы мужчины…, — отмахнулся Хайям.

Пока бывалые фронтовики рассматривали фотоальбомы, стол накрывался по-восточному, быстро, словно скатерть самобранка, и в этом процессе Гуле помогали малыши — сын и дочь.

— Ох, будет завтра скандал, — прошептал Хайям на ухо Эдику. — Видал как она зыркает на меня, накрывая на стол. Готова растерзать! Наши женщины послушны при посторонних, а стоит тебе уйти, она мне такую задаст трёпку! Потом придётся умасливать её подарками.

— Так может быть, мне лучше пойти домой? Зачем тебе скандал?

— Ты что, сиди! Я ведь мущщына! Сказал — сделал! Пусть знает свое место… Если мущщына привёл гостя — значит так надо!

Вскоре пришла Ольга с Ксюхой. Женщины остались разговаривать на кухне, дети ушли играть в спальню, а Хайям разлил по рюмкам водку, открыл балкон и закурил в комнате. После третьего тоста офицеры принялись бороться на руках, в пылу борьбы слегка дали друг другу по носам, потом понесли в разговорах всякую несусветную чушь, а затем, уже сильно набравшись, принялись вспоминать войну. Кто больше воевал, как воевал, где воевал…

— Слушай, Хайям! А ты, правда, хочешь сбежать в Западную Германию? — вдруг ни с того, ни с сего брякнул Эдик. — Мне велели за тобой следить, а мне это надо? Делать мне больше нечего! Наши замполит и особист законченные идиоты! Нашли стукача, дебилы…

— Брат! Куда бежать? С чего они взяли?

— А я знаю? Видно есть информация…

Хайям резко схватил бутылку и налил по половине стакана. Собутыльники снова выпили.

— Я бы, наверное, остался, ведь тут в Германии хорошо, сытно. Купил бы автобус и возил туристов в Турцию и на Кавказ. Да жаль никак нельзя мне эмигрировать, мне отец письмо написал, что приходили люди из Народного фронта, спрашивали про меня. Они всех ветеранов Афганской войны по спискам из военкомата вычислили и отправили в Карабах воевать. Мол, опыт есть, давайте защищайте землю предков. Сказали отцу, что меня ждет должность командира пехотного батальона. Опять под пули?! Я ведь танкист, какая пехота? Наверное, танков пока что нет, не купили ещё у русских. А армяне, говорят, уже прикупили несколько штук. Так что не видать мне мирной жизни хозяина автобуса на международных рейсах…

Эдик посочувствовал нелегкой судьбе Хайяма и сквозь пьяный угар одновременно порадовался, что товарищ не подставит их с комбатом, не станет перебежчиком, как армянин-лейтенант из соседнего артиллерийского полка.

— Честное слово, я бы и сам утёк сюда в Германию, вернее сказать дальше на Запад, — спьяну проболтался о своих мыслях Громобоев. — Ты бы видел, какая голодуха в России! Продуктов совсем нет, в магазинах шаром покати! Эх, сковырнуть бы эту проклятую власть! Установить настоящее народовластие, тогда бы зажили по-человечески!

— Как её сковырнёшь? — выпучил свои глаза-маслины Хайям. — Почти семьдесят пять лет стоит и ещё сто лет простоит!

— Но сила у неё уже не та, — продолжал пьяную болтовню Громобоев. — Я ведь почему в армию пошёл? Мы с тремя друзьями в юности начитались о декабристах, хотели в суворовское училище в Москву податься, потом в военное училище, поднять мятеж, вывести войска на Красную площадь, построить в каре, и на штурм! Уверены были — народ сразу поддержит. Дурни! Молодо зелено, ветер в башках…

— Какой народ? Ты где видел этот народ? Стадо трусливых баранов! И солдаты бы твои сразу разбежались. Вот если бы под рукой была «дикая дивизия»…

Громобоев с интересом посмотрел на Гусейнова, приятель не поднял на смех и не осудил его детско-юношеские прожекты. И про «дикую дивизию» хорошая мысль…

— Ну, это я уже потом осознал, а в училище мы продолжили заниматься этой маниловщиной, создали полуподпольный кружок по изучению марксизма. Смешно сказать, но в военных училищах преподаватели неодобрительно относились к чтению трудов классиков марксизма, вместо списывания с методичек или чужих конспектов. Меня в троцкизме чуть не обвинили! Любой думающий, размышляющий, особенно среди военных — подозрителен…

Гусейнов пьяно таращился на Эдика, тщетно пытаясь понять, что такое болтает замполит батальона.

— Не слушай меня, давай лучше выпьем, — одернул сам себя Громобоев. — И стены бывает, имеют уши. Как говорит народная мудрость: что знают двое — знает и свинья!

— Надеюсь, о свинье — это не в мой мусульманский адрес? — резко завёлся азербайджанец.

Эдик отрицательно покачал головой и поднял стакан:

— За дружбу!

Бутылка опустела. Из кухни высунулись две женские головы. Ольга пробурчала недовольно:

— Может быть хватит? Добавки не будет!

— Вот гадюки, — пробурчал Хайям. — Всё-то они отслеживают, ни минуты покоя.

Пришлось сворачивать застолье и прощаться. Хайям несколько раз пьяно облобызал Эдика, попытался галантно поцеловать ручку Ольге, погладил растопыренной пятерней Ксюху по голове. Потом он пригрозил своей жене кулаком, что-то громко прокричал на родном языке и мгновенно рухнул без