Фельдмаршал Румянцев - Виктор Петелин

В Петербурге легко и просто рассуждать и строить планы. Они там подсчитывают только на бумаге… И вроде бы не знают, что и наступающая кампания 1771 года принесет довольное оскудение и убыль в людях, ежегодно бываемые в армии по естественным законам своего бытия… Нет, невозможно отделить от моей армии корпус в сорок или тридцать тысяч за Дунай на овладение Царьградом. Если отделить такое число, то что останется на здешней стороне для ее защиты и для поддержки оного корпуса? Если хотят всерьез предпринять такую экспедицию, то армию следует удвоить, а не подкреплять ее шестью полками и после этого надеяться отделить от армии корпус для похода на Царьград. Лучше бы подумали о том, как оградить покушения турок со стороны крепости Очаков. Гарнизон сей крепости турки, естественно, усилят и могут смелее действовать как против второй армии, так и против моей, если мы начнем свои действия за Дунаем… Вот здесь-то необходим достаточный деташемент для стражи их поисков против нас…»

Все большее внимание Румянцева привлекал молодой генерал-майор Григорий Потемкин, сменивший Кречетникова на посту предводителя отдельного корпуса, действовавшего в районе Крайова, за рекой Ольтой. Корпус занимал важное положение между крепостью Турно, все еще остававшейся в руках турок на левом берегу Дуная, и сильной крепостью Виддин, в которой сосредоточивались обычно большие силы турецкой армии для перехода через Дунай. Оказаться в окружении турок – опасное положение, и Румянцев внимательно следил за всеми событиями, которые происходили в той стороне, на правом фланге его армии. Тем более по всему чувствовалось, что генерал-аншеф Олиц не справляется с возложенными на него предводительскими обязанностями, слишком много случаев нарушения дисциплины наблюдалось в его корпусе, слишком медленно и с какой-то непонятной натугой исполнял этот генерал предписания. Все это было непонятно Румянцеву и раздражало его.

Не только фельдмаршал Румянцев был недоволен медлительным движением русской армии в Валахии. Честолюбивый, горящий жаждой успеха молодой генерал-майор Григорий Потемкин тоже возмущался тем, что генерал-аншеф Олиц не проявлял инициативы в борьбе с турецкими войсками. А ему так хотелось отличиться, стать заметным, чтоб весть о его подвигах дошла до Петербурга и отозвалась хоть чуточку в сердце государыни. Он не сомневался в том, что она выделила его из толпы стоящих у трона. И дело не в росте и прекрасной наружности. Таких много и в гвардии, и среди штатских. Смекалка, находчивость, быстрый ум, необыкновенная память, проницательность, умение разбираться в людях, преданность Отечеству и престолу – вот что прежде всего отличало его. И Потемкин верил в свою звезду.

Рано оставшийся без отца, Потемкин вместе с матерью переехал в Москву, где сначала учился в учебном заведении Литкела в Немецкой слободе, а потом – в только что учрежденном университете. Уже в то время ему хотелось выделиться. Но как? То он мечтал скупить все дома за Яузой и построить огромное здание; то заявлял своим товарищам, что непременно станет архиереем или министром. Понятно, эти мечты вызывали лишь иронические улыбки – сыну бедного смоленского дворянина трудно было рассчитывать на достижение подобных целей. Правда, в Москве служил родственник матери Григорий Матвеевич Козловский, занимавший довольно высокий пост президента Камер-коллегии. Вот если бы он помог…

Григорий Потемкин рано распознал механику людских отношений: бедный родственник должен быть почтительным и услужливым. И он всячески помогал детям Козловского – и в учебе, и в будничной повседневности. А сам с увлечением изучал латинский и греческий языки, богословие, поэзию, классическую литературу, философию, страстно любил спорить, доказывать свою правоту. И одно время всерьез подумывал над тем, чтобы посвятить себя монашеской службе, и тщательно вчитывался в богословские книги. Но и увлечение богословскими проблемами его привлекало не само по себе, а как возможность быть первым и «командовать попами». Целыми ночами он просиживал за книгами, а иной раз его заставали спящим в библиотеке на бильярдном столе.

Эта увлеченность принесла первые плоды: за успехи в учебе университетское начальство наградило его золотой медалью. В числе лучших учеников он был направлен в Петербург, где удостоился чести быть представленным императрице Елизавете Петровне.

Блеск и роскошь петербургского двора пленили сердце честолюбивого юноши, и он окончательно решил пробиться к вершинам славы и богатства. Но как? Снова этот мучительный вопрос стал разъедать его душу. Он действительно мог бы стать ученым или монахом и достигнуть вершин на этом пути. Но каким долгим и мучительным казался ему этот тернистый путь! Только к старости он мог достигнуть такого положения, чтобы «командовать попами». А хотелось уже сейчас, сию минуту…

Он забросил занятия в университете, неожиданно срывался из дома, ходил по монастырям, часами беседуя с монахами о догматах веры. Полюбилось ему беседовать с архиепископом Крутицким и Можайским Амвросием Зертис-Каменским, о котором впоследствии напишут, что «Амвросий имел просвещенный ум; был чужд всякого суеверия и лицемерия; в обхождении со всеми учтив; к подчиненным строг, но правосуден; к высшим почтителен, к низшим снисходителен, к разным благосклонен, а в подавании милостыни бедным, особливо странным и пришельцам, был щедрым без тщеславия… судия нелицеприятный, любитель наук и покровитель учащихся; в дружбе искренен и в трудах неутомим…». Великолепно знал греческий и латинский языки, сам переводил богословские книги, занимался историей российской церкви. Но больше всего юного Потемкина привлекала его библиотека с редчайшими книгами, подаренная Елизаветой Петровной.

Не раз отец Амвросий благожелательно выслушивал честолюбивые мечтания Григория Потемкина, чувствовал томления искавшей выхода богатой натуры. И посоветовал ему пойти проторенными в то время путями быстрого восхождения к славе и успеху – стать военным и на этом пути дерзать. В то время шла еще война с Пруссией, и многие молодые люди сделали успешную карьеру на военном поприще. Вот как Петр Румянцев…

К тому времени Григорий Потемкин был исключен из университета «за нехождение». Узнав об этом, он снова пришел к преподобному Амвросию и высказал ему заветное желание отправиться служить в Петербург. Но где взять денег хотя бы на первое время? Мать, Дарья Васильевна, ничем помочь ему не могла. И Амвросий поддержал намерение юноши служить на военном поприще и дал ему пятьсот рублей.

Еще в 1755 году Григорий Потемкин, по дворянскому обычаю, был зачислен в конную гвардию, через два года получил чин капрала, а еще через два года – каптенармуса. Во время царствования Петра III обратил на себя внимание фельдмаршала принца Георга Голштинского, взявшего его к себе ординарцем. Но быстротечной оказалась карьера голштинского принца в России: она окончилась вместе с Петром Федоровичем. Хорошо, что Потемкин продолжал служить в конной гвардии, где многие чуть ли не открыто выступали в пользу Екатерины Алексеевны. И тут молодой честолюбец понял, что ему нужно делать, и примкнул к свите Екатерины, когда она, подняв мятеж против законного властителя, направлялась во главе гвардии в Петергоф.