Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - Мохандас Карамчанд Ганди

Однако такое завершение борьбы не слишком обрадовало меня. В нем не было какой-то благодати, которой непременно сопровождалась каждая кампания сатьяграхи. Глава налоговой службы продолжал действовать так, как будто ничего не знал о соглашении. Беднякам предоставлялись отсрочки, но едва ли кто-то из них выиграл от этого. Сам народ был наделен правом решать, кто считается бедным, а кто нет, но вот правильно воспользоваться этим правом люди не могли. Оставалось только сокрушаться, что это им не под силу. И хотя завершение конфликта преподносилось как триумф сатьяграхи, я не мог разделить всеобщего веселья, поскольку полный успех так и не был достигнут.

Кампания сатьяграхи успешна только в том случае, если ее участники становятся сильнее, чем были до того, и если эта борьба укрепляет их дух.

И все же у описанной мной кампании были косвенные положительные результаты, которые мы можем наблюдать и сегодня. Сатьяграха в Кхеде способствовала пробуждению самосознания крестьян Гуджарата и положила начало их подлинному политическому образованию.

Великолепная агитация доктора Безант в поддержку самоуправления Индии, разумеется, затронула земледельцев, но именно наша кхедская кампания помогла образованным общественным деятелям установить контакт с крестьянами и понять, как устроена их жизнь. Они научились отождествлять себя с земледельцами, поняли, в каком направлении должны двигаться, и их способность к самопожертвованию развилась. То, что Валлабхаи нашел свое место в этой кампании, стало само по себе важным достижением. Мы сумели оценить это по достоинству во время борьбы с последствиями наводнения в прошлом году и в ходе сатьяграхи в Бардоли в текущем году. Общественная жизнь в Гуджарате закипела. Крестьянин-патидар осознал всю свою силу, что стало для него незабываемым опытом. Этот урок навсегда запечатлелся в умах общества: спасение людей зависит от них самих, от их умения переносить страдания и жертвовать. Сатьяграха прочно обосновалась в Гуджарате благодаря кхедской кампании.

А потому, хотя я и не особенно радовался завершению сатьяграхи, земледельцы Кхеды торжествовали от осознания, что приложенные ими усилия оправдали себя. Крестьяне нашли верный и надежный способ справляться со своими горестями. И этого осознания было для них достаточно.

Однако крестьяне Кхеды не смогли до конца постичь сущность сатьяграхи, и это дорого им обошлось, как мы убедимся в последующих главах.

Кампания в Кхеде началась во время ожесточенной войны в Европе. Война вступила в новую критическую фазу, и вице-король пригласил лидеров всех партий и движений на военную конференцию в Дели. Меня тоже позвали. Я уже упоминал о приятельских отношениях, сложившихся между вице-королем лордом Челмсфордом и мной.

Итак, я отправился в Дели. Вообще имелись веские причины, по которым я мог воздержаться от участия в конференции, и главной из них было исключение из числа приглашенных таких лидеров, как братья Али. Они в то время находились в тюрьме. Я встречался с ними лично не более двух раз, но многое слышал о них. Все мои собеседники были высокого мнения об их служении обществу и храбрости. Тогда я еще не очень хорошо знал Хакима Сахиба, но Рудра и Динабандху Эндрюс похвально отзывались о нем в разговорах со мной. С мистером Шуайбом Куреши и мистером Хваджей я познакомился на собрании Мусульманской лиги в Калькутте. Среди других моих друзей были доктор Ансари и доктор Абдур Рахман. Я пытался ближе сойтись с правоверными мусульманами и стремился понять их видение мира, общаясь с наиболее яркими и патриотичными представителями ислама. А потому меня не нужно было долго уговаривать, и я охотно отправлялся с ними, куда бы они меня ни пригласили.

Достаточно рано — еще в Южной Африке — я понял, что нет подлинной дружбы между индусами и мусульманами, а потому я никогда не упускал возможности устранить препятствия на пути к их единству. Не в моем характере было льстить или пытаться угодить кому-то ценой потери самоуважения, но опыт, полученный в Южной Африке, убедил меня, что именно в попытках соединить индусов и мусульман моя ахимса подвергнется самому тяжелому испытанию и что сам по себе этот вопрос станет неиссякаемым источником экспериментов с ахимсой. Я и сейчас твердо верю в это. Каждую секунду своей жизни я ощущаю, что Бог проверяет меня.

Вернувшись из Южной Африки с окончательно оформившимися взглядами на эту проблему, я попытался сойтись с братьями. Но прежде чем я смог узнать их ближе, их посадили. Маулана Мухаммед Али писал мне длинные письма из тюрем в Бетуле и Чхиндваре, когда надзиратели позволяли ему. Я попытался получить разрешение видеться с братьями, но мне отказали.

После того, как братья отправились в тюрьму, я получил приглашение от друзей-мусульман на сессию Мусульманской лиги в Калькутте. Когда меня попросили выступить, я обратился к присутствующим и напомнил об их долге добиться освобождения братьев. Позже эти же друзья отвезли меня в мусульманский колледж в Алигархе. Там я призвал молодых людей стать факирами, чтобы служить своей родине.

Затем я снесся с правительством, чтобы обсудить возможность освобождения братьев Али. Я также изучил их взгляды и деятельность в халифатском движении и побеседовал на эту тему с мусульманскими друзьями. Чтобы стать подлинным другом мусульман, подумалось мне, я обязан сделать все возможное для освобождения братьев и справедливого решения халифатского вопроса. Я не мог оценивать достоинства или недостатки движения в поддержку халифата, однако в требованиях мусульман не было ничего аморального. В вопросах религии люди неизбежно расходятся, и каждый считает именно свою веру правильной. Если бы у нас всех было единое мнение по всем религиозным вопросам, в мире существовала бы только одна религия. С течением времени я обнаружил, что требования сторонников халифатского движения не противоречат ни одному этическому принципу. Более того, даже премьер-министр Великобритании признал их справедливость. Поэтому я почувствовал необходимость настоять на том, чтобы премьер-министр сдержал свои обещания. Его заявление было выдержано в столь ясных выражениях, что теперь изучение требований мусульман стало необходимым только для успокоения моей совести.

И друзья, и недруги не одобряли моего отношения к халифатскому вопросу. Но как бы то ни было я не вижу причин пересматривать свои взгляды или сожалеть о сотрудничестве с мусульманами. Я бы поступил точно так же, если бы похожая ситуация сложилась вновь.

Поэтому, отправившись в Дели, я намеревался объяснить свою позицию вице-королю. Халифатский вопрос тогда еще не приобрел окончательной формы.

В Дели возникло еще одно препятствие на пути к моему участию в конференции. Динабандху Эндрюс поднял вопрос о моральной стороне моего присутствия на военной конференции. Он рассказал мне о противоречивых сообщениях в британской прессе относительно секретных договоров, заключенных между Англией и Италией. Как мог я участвовать в конференции, если Англия действует по тайному сговору с другой европейской державой? — вопрошал меня мистер Эндрюс. Я ничего о договорах не знал, но слова Динабандху Эндрюса было для меня достаточно. Поэтому я написал лорду Челмсфорду о своих сомнениях по поводу участия в конференции. Он пригласил меня к себе для обсуждения вопроса. Мы долго разговаривали с ним и его личным секретарем мистером Маффи. В результате я принял решение все-таки участвовать в конференции. Аргументы вице-короля были такими: