Грозный. Особый район - Александр Владимирович Лебедев

Для выяснения обстановки на противоположный берег отправился командир 8-й бригады с группой офицеров и солдат, и уже в 10.00 часов он доложил обстановку по радиостанции. Как оказалось, первоначальный тревожный доклад был неверен. Школу не проспали. В ней шел жестокий бой”.

Тот самый бой 27 января в зданиях русской и мусульманской школ на правом берегу Сунжи — один из самых ярких примеров мужества наших бойцов. Он заслуживает подробного рассказа, потому что в нем горстка российских солдат вышла победительницей в схватке с десятком бандитов, для которых война стала профессией, а убийство и террор — смыслом жизни.

Этот бой потом назвали кульминацией событий, разворачивающихся на данном плацдарме, захваченном частью сил 8-й бригады внутренних войск и армейскими подразделениями. После этого боя организованное сопротивление в Ленинском районе города и на подступах к 1 — му микрорайону Грозного ослабло. Но это было потом. А тогда, 27 января, боевики, потерявшие столь выгодный участок, во что бы то ни стало пытались выбить оттуда российских солдат. Иначе они оказывались рассеченными на несколько плохо управляемых групп, лишенных единого командования. За тот бой, в котором неполная рота солдат-срочников 8-й бригады уничтожила отменно вооруженный отряд боевиков, по некоторым сведениям, находящийся в прямом подчинении у Шамиля Басаева, один из бойцов получил звание Героя России. Его имя — Раис Мустафин.

Раис Мустафин, в 1999–2000 гг. рядовой 8-й бригады оперативного назначения внутренних войск, Герой России:

“Мы заняли оборону в зданиях школ. Все началось на рассвете. Боевики подкрались к зданию с трех сторон, прикрываясь туманом. Да еще и темновато было, не рассвело окончательно. Они, наверное, рассчитывали на то, что на постах у нас пацаны будут дремать, потеряют бдительность. Но у нас никто не спал, а командир буквально перед их атакой произвел смену на постах”.

Командир 2-й роты 8-й бригады оперативного назначения действительно организовал грамотную оборону этих двух важнейших объектов. Основные силы он сосредоточил на втором и третьем этажах русской школы, резонно полагая, что, во-первых, это позволяло контролировать с высоты подступы к зданию, а во-вторых — выбить солдат и офицеров с верхних этажей боевикам будет непросто. Конечно, наиболее уязвимыми и опасными были позиции на первых этажах обеих школ. В мусульманской школе закрепился один взвод, при этом ему было легче из-за того, что здание окружал, как крепостной стеной, тот самый мощный кирпичный забор. А вот в русской школе было сложнее. На первый этаж вело широкое крыльцо с большими дверями, в обоих крыльях здания также располагались черные выходы. В классах — хоть и зарешеченные, но очень широкие окна, укрыться от гранат или от автоматического огня сложно. Таким образом, на всем первом этаже в классах остались не более 15 человек. До позднего вечера командир роты расставлял посты, инструктировал бойцов по поводу дальнейших действий, особенно акцентируя внимание на организации стрельбы гранатометчика, пулеметчика и снайпера. Им он назначил позиции на третьем этаже, с которого прекрасно просматривались окрестности. Для себя командирское место определил в русской школе с основными силами на втором этаже.

Уже глубокой ночью, убедившись, что все находятся на своих местах, а ночное дежурство организовано как нужно, он отправился в соседнее здание мусульманской школы, чтобы проверить, как там обстоят дела с организацией обороны. Разделявший школы кирпичный забор преодолел через узкий пролом, который специально сделали еще днем, потратив не один килограмм тротила.

Буквально через час после того, как ротный зашел в мусульманскую школу, ночную тишину вспороли грохот автоматных очередей и взрывы гранат. Мощнейший огневой налет длился несколько минут, стрельба велась практически со всех направлений. Ранение получил находившийся рядом с ротным начальник штаба батальона. Он как представитель вышестоящего командования был направлен в школы для усиления так сказать командирской вертикали, чего впрочем не понадобилось. Командир роты и без этого уверенно и грамотно управлял подразделением.

Необходимо было срочно прояснить обстановку. И буквально через несколько минут после начала стрельбы на частоте батальона в эфир вышли боевики, уверенно оперировавшие радиопозывными роты. Стало понятно, что произошло самое неприятное: в руки боевиков попала рация, а значит, и сам радист. Живой он или мертвый — пока было неизвестно. Боевики кроме этого развернули в эфире психологический прессинг, призывая солдат сдаваться, не слушать команды офицеров. Первое, что предпринял командир роты, — запретил все переговоры по рации, а сам стал управлять действиями подчиненных только голосом. Принял он и другое решение — немедленно возвращаться в русскую школу, правда, абсолютно не имея представления о том, что в ней сейчас происходит. Но надежда на то, что боевики не могли захватить ее полностью, все же теплилась.

Вспоминает Роман И., в 1999–2000 гг. командир 2-й роты 8-й бригады оперативного назначения внутренних войск, капитан:

“Я взял с собой бойца, нагрузил на него боеприпасы, оружие, сам взял вещмешок с боеприпасами. В общем, набрали столько, сколько вдвоем могли унести. И мы побежали. Хотя бегом это назвать, наверное, нельзя. Эти 50 метров, что разделяли обе школы, я надолго запомнил. Вообще я не знал, куда бегу. Если первый этаж захвачен и там мои бойцы уже в заложниках, а все офицеры убиты, то что делать в этой ситуации, я пока не представлял. На второй этаж мне не попасть, я же летать не умею. Но я чувствовал, что идти надо. Меня перед выходом на 5 минут задержал начальник штаба батальона. Он хотел прояснить обстановку, узнать получше, что же произошло. При мне он по радиостанции доложил в группировку о произошедшем, о том, что у нас идет бой, необходима помощь. В этот промежуток времени я успел пообщаться с сержантом Яриным, который находился на втором этаже русской школы. Я приказал радиостанции отключить, общение вести только голосом. Сказал, чтобы Ярин заблокировал второй этаж и никого туда не пускал — ни своих, ни чужих. Ну потому что понял, что наши солдаты в заложниках у боевиков, там всякое может случиться…

И мы побежали. Как тушканчики. Несколько метров пробежим — упадем, еще немного пробежим — снова упадем, потому что прямо в нас боевики стреляют из окон. И так до самой школы. Каким-то чудом добрались до нее. И самый радостный для меня момент в этот день был, когда я увидел своего бойца с пулеметом в руках, стоящего спиной ко мне, на крыльце этой школы.