Зияющие высоты - Александр Зиновьев

Во-вторых, колоссально раздутые штаты Органов и их постоянных осведомителей. Их представители имеются во всех учреждениях. А стукачей приходится минимум один на десять взрослых. Плюс к тому все граждане регулярно выполняют функции стукачей, даже не подозревая зачастую этого и не видя в этом ничего предосудительного. Например, вызывают порядочного гражданина А и спрашивают, не замечал ли он чего-либо плохого за гражданином В. Гражданин А возмущен. Он бросается защищать В. И при этом выкладывает все, что ему известно о В.

Однако аппарат Органов и вся его грандиозная система осведомительства есть типичное и даже сверхтипичное ибанское учреждение. Отбираются туда наиболее социабельные индивиды, из которых вырастают обычные хапуги, лодыри, лгуны, карьеристы. Они работают хорошо только тогда, когда нужно напустить сотню таких сотрудников на одного беззащитного человечка. Тогда они проявляют чудеса идиотской изобретательности и сообразительности. Бездари, лодыри и лгуны, как правило, суть виртуозные выдумщики нелепостей. Так что грандиозный аппарат сыска, доноса и надзора еще не определяет сам по себе психологию стукомании ибанского общества.

Основу этого явления образует общая система взаимного доноса, вырастающая из социальных основ общества как норма и привычная форма его бытия. Мы к этому привыкаем с детства, живем в этом ежедневно и даже не замечаем. А посмотрите, на нашу жизнь со стороны. Газеты, кино, журналы, романы, собрания, симпозиумы, заседания, разговоры, отчеты и т.п. Что это такое? Доносы. Доносы. Доносы. На себя. На соседа. На коллегу. На начальника. На подчиненного. То, что называют системой отчета и контроля, и есть официальная система доноса как форма нормальной жизни общества. Информация о ходе дел, о результатах работы и т.п. в этом занимает крайне ничтожное место. Результаты видны и без отчетов, бесед, докладов, сообщений и т.п. Все это делается как социальная, а не познавательная и управленческая акция. На каждого гражданина тем самым создается своего рода незримое (а во многих случаях и зримое) досье, которое в любое время может быть пущено в ход. Человек просвечивается насквозь по всем направлениям так, чтобы в нем не было тайны. И человек приучается не иметь тайны и избегать ее. А человек без тайны есть социальная штучка, и не более. Пустышка. Голая форма для функции.

Так что аппарат Органов не есть отклонение от норм нашей жизни. Он есть ее законное порождение и выражение. Не быть органов, общество так или иначе выполнило бы их функцию. Может быть, даже в еще более страшных формах. Например, завели бы свои камеры в каждом доме и учреждении. Органы даже немного лучше, чем породившее их тело, ибо они в какой-то мере профессиональны. И если бы не было никакой надобности ловить шпионов и врагов народа, если бы не действовал принцип, так хорошо в свое время выраженный Литератором:

Завсегда среди нас

Враг скрывается,

Так как классов война

Обостряется,

все равно сложились бы Органы в их теперешнем виде как подлинное выражение одной из существенных сторон ибанского образа жизни. И, кстати сказать, выражение все еще таинственной для Запада ибанской души.

Самый загадочный персонаж Ибанска - Брат, говорит Сослуживец. Не хочу ничего слышать про этого подонка, кричит взбешенный Мыслитель о своем друге. Они только что посмотрели выступление Брата по телевидению. Брат излагал новое прочтение темы Моцарта и Сальери, по которой Мыслитель считался крупнейшим специалистом. Как его выпустили, удивился Неврастеник. Такая одиозная фигура... Ничего особенного, говорит Социолог. После погрома Правдеца, Двурушника, Срамиздата и прочих надо создавать видимость того, что у нас интеллектуалы процветают. Теперь в ход пойдет Ибанка, Брат, Распашонка и прочее подобное. Даже Мазилу сейчас начнут публично поминать. Ничего загадочного в Брате нет, говорит Супруга. Обыкновенный стукач. А по-моему он штатный сотрудник, говорит Мальчик. Ерунда, говорит Сотрудник. Там таких трепачей не держат. Если он и стукач, то доброволец. А скорее всего у него другие функции. Какие? Те самые, какие он только что выполнял. Он провокатор, говорит Мыслитель. Очень может быть, говорит Супруга. Но он обаятельный и неглупый человек.

А между тем все они ошибались. Брат был действительно загадочной фигурой на арене ибанской истории этого периода. Он был воплощением широты, глубины, сложности и мятежности ибанской души. Он был загадочен, ибо был типичен. Гипертрофированно типичен. Он сам не знал, кто он и что он. Когда он, например, клялся Правдецу, что слухи о его причастности к Органам распускают сами Органы с целью расколоть и ослабить движение, он говорил правду, так как никто не поручал ему идти к Правдецу и выведывать, чем сейчас тот занимается. Но он говорил и неправду, так как по выходе от Правдеца побежал к своим друзьям из Органов и рассказал о новой потрясающей книжке которую сейчас пишет Правдец. Мы, ребята, говорил он с жаром, должны сделать все, чтобы книга была напечатана. Вы должны убедить Теоретика в том, что в ней нет ничего антиибанского. Я вам принесу почитать куски. Только под величайшим секретом. Правдец глубоко наш человек, сами увидите. Я за него ручаюсь. Даю слово иста, он не подведет.

Мне предложили заведовать кафедрой в Тюремной Академии, сказал Мыслитель. Где, удивился Болтун. Неужели такая существует? А как же, сказал Мыслитель. Что же ты думаешь, в обществе прогресс, и чтобы он не коснулся такой важной сферы его существования?! Тут прогресс, пожалуй, более значительный, чем в твоей науке. Теперь надзиратель - минимум со средним образованием. Коридорный - обязательно с высшим. Начальник блока кандидат наук, доцент. Начальник тюрьмы - доктор, профессор. И какие же факультеты в этой академии, спросил Мазила. Всякие, сказал Мыслитель. Им надо отдать должное, они использовали новейшие достижения науки и поступили весьма радикально. Например, у них такие факультеты уже во всю работают: идеологический, строительный, кибернетический, физкультурный, медицинский, экзекуционный, психологический... Сейчас мы, пожалуй, на первом месте в мире по этому делу. В Академии более тысячи иностранных слушателей. Прекрасно, сказал Болтун. Образованные тюремщики! Приходит такой на работу наниматься где-нибудь во Франции и Америке. Какое образование? Ибанская Тюремная Академия. Замечательно! Берем с двойным окладом! Ценные специалисты нам нужны! А что ты иронизируешь, говорит Мыслитель. Образование никогда никому не вредило. Кстати, они ведут большую научную работу. Читал в газетах, выбрали в академики А и В и дали премию А, С и Д? Так это сотрудники ИТА. Возможности у них большие. В частности, они установили, что нормы питания уголовников были несколько занижены, так что им питание будут улучшать. А нормы питания политических были несколько завышены. Будут снижать. Премию как раз за эти исследования дали. Ну и как, спросил Мазила, ты согласился? А почему бы нет, сказал Мыслитель. Народ там лучше, чем у нас. Без комплексов по крайней мере. Работа - не бей лежачего. В течение года квартиру дают. Оклад - за заведование, за звание (присваивают сразу звание), за выслугу. И всякие спецнадбавки. Свои закрытые магазины и буфеты. Уровень образования выше университетского. На идеологическом факультете, например, преподается в полном объеме социология, социальная психология, психоанализ, история религии. Два языка. Практика за границей. В конце концов, какое значение имеют названия? Это - первоклассное учебное заведение и научный центр. Я думаю, что реальный прогресс Ибанска вообще пойдет по этим линиям. Это только поначалу так, сказал Болтун. Пройдет немного времени, и превратится твоя ИТА в обычное ибанское учреждение закрытого типа и с привилегиями, т.е. в сборище хапуг, карьеристов, лодырей, халтурщиков, лгунов, насильников. А мне страшно от всего этого, сказал Неврастеник. Тюремное дело, поставленное на современную научную основу, - это перспектива! Зачем все это нужно, говорит Мазила. На уголовниках это все равно существенно не скажется. А политических не так уж много. Их можно давить и без науки. Мало ли что можно, сказал Мыслитель. Тюремщики тоже люди. Им тоже надо жить полноценной жизнью. Им тоже нужен свой спектакль на уровне всех достижений современной цивилизации. А заключенный им нужен как основа и материал для их деятельности. Как генералу нужен солдат. Воспитателю - воспитуемый. Шахтеру - уголь. Летчику - самолет. Без заключенного и работы с ним все грандиозное тюремное дело и возвышающееся над ним дело отправления правосудия теряет смысл. Кошмар, говорит Мазила. Как можно говорить такие вещи! А что тут особенного, сказал Мыслитель. Тут нет ни добра, ни зла. Ни любви. Ни ненависти. Тюремщик не имеет личностного отношения к заключенному. Это - поле, объект и продукт его профессиональной деятельности, а не личность. Личностные отношения возможны только между взаимно независимыми индивидами. Что это он так разговорился, сказал Мазила, когда Мыслитель внезапно ушел. Оправдывается, сказал Болтун. Себя уговаривает. Как ты думаешь, спросил Мазила, он согласится? Конечно, сказал Болтун. Раз построена теория, согласно которой Тюремная Академия прогрессивнее Университета (и в этом он, пожалуй, прав, если иметь в виду свободу преподавания), то не может же передовой мыслитель не последовать ей. Тем более это крайне выгодно во всех прочих отношениях. А репутация, сказал Мазила. Думаю, что самые рьяные его поклонницы будут приняты на работу в его Академию, сказал Болтун. Ну в этом-то как раз ничего особенного нет, сказал Неврастеник. А я разве говорю, что это - нечто особенное, сказал Болтун. Это - обычность.