Долгое дело - Станислав Родионов

Лида стояла в передней у зеркала и примеривала джинсовые босоножки. Может она позволить себе в субботу примерить обновку? Пусть квартира побушует звуками.

Звонок она услышала только потому, что стояла рядом с телефоном.

— Слушаю…

— Здравствуйте, Лида. Вы что, купили трактор?

— Вадим, подождите, я их утихомирю…

Она выключила пылесос и приемник, закрыла воду и подвернула огонь под кастрюлей.

— Не трактор, а генеральная уборка перед приездом дочери.

— А хозяин, наверное, подсинивает белье или замешивает тесто?

— Хозяин услан в магазин.

— А он мне нужен…

— Может быть, я передам?

— Желательно, чтобы Сергей завтра был дома.

— Завтра воскресенье, — напомнила она.

— Лида, мы же эти, как их, оперативники.

Вадим вздохнул — далеко и беззвучно. Или ей показалось? Иногда в трубке шуршит… Иногда кажется. Иногда думается.

— Давно у нас не были, — отозвалась она на тихие шумы в трубке.

— Вчера у вас грибы ел с компанией.

— Нет, как раньше, по-семейному, с девушкой…

— Все, Лида, завязано.

— А поиск невесты?

— Теперь и под наркозом не женюсь.

— Легко вы отказались от пленительной Светы.

— Какой?

— Боже, забыто такое чудесное слово. Ну, миловидной.

— Она не миловидная, а похожая.

— На кого, Вадим?

— Так… На идеал.

Лида вспыхнула и хотела что-то сказать, что-то спросить, но голос инспектора, почему-то жутко далекий и безжизненный, лишил силы и ее.

— Вадим, тогда ответьте мне на глупый вопрос…

— Я отвечу на все вопросы, кроме одного.

Она отчетливо слышала это «кроме одного», но ее сознание отторгло странные два слова, как чужеродные, сказанные не им и не для нее. Мог кто-нибудь вмешаться, случайно подключиться. Зачем ему намекать, что есть один какой-то запретный вопрос? Чтобы она спросила? Да? А он бы отшутился.

— Вадим, вы Светлане объяснялись в любви?

— Больше — я сделал предложение.

— Это не больше.

— В любви объясняться пошло.

— Вадим, с каких это пор?

— Разве та, кому объясняешься, не знает про твою любовь?

— Знает, — безвольно согласилась она.

— А той, для которой ты есть-не-есть, нужно ли объясняться?

— Не нужно.

— А вы говорили, что я ничего не понимаю в любви, — далеко усмехнулся Петельников.

— Вадим, вы понимаете любовь, — покорно подтвердила она.

— Любовь тоже регулируется, как вода из крана. Не так ли?

— Так…

— Влюбляются только в тех, кто может ответить на любовь. Влюбляются в досягаемых. Не так ли?

— Так…

— Лида, а знаете, что такое истинная любовь, а?

— Догадалась — безответная.

— Да, когда любишь без всякой надежды.

— Вадим, мне хочется плакать…

— Но вы же не закончили уборку.

Она вздохнула. Зачем этот разговор? О чем этот разговор? Боже, боже, дай ему силы не опуститься до банальности. Дай ему силы не скатиться до пошлости. Боже, дай силы этому самому сильному мужчине…

— Вадим, вы ждете от меня каких-то слов?

— Я знаю, что их не будет.

— Не будет…

— Да я бы их и не принял.

— Вы бы их и не приняли…

— Но чего-то я жду.

— Вадим, вы надейтесь на время.

Он не ответил. Лида нервно передернула плечами.

— Вам холодно? — спросил Вадим.

— Дует с улицы…

— Скоро зима.

— Да, выпадет снег, встанем на лыжи…

— Потом, Лида, весна.

— А весной нужно влюбляться.

— Потом лето.

— А летом загорать и ходить в лес.

— А что, Лида, нужно делать сейчас, осенью?

— А осенью нужно плакать.

— О чем?

— О том, что не сбылось зимой, весной и летом.

— Я не умею плакать.

— Да, вы сильный.

— Сильные на плачут, а тихо сходят с ума.

— Но ведь мы знакомы много лет… И сегодня ничего не произошло и ничего не изменилось.

— Только ушло время, которое почему-то не рубцует и не исцеляет.

Боясь потерять себя в этом сжигающем разговоре, она торопливо сказала уже своим обычным голосом:

— Вадим, завтра я делаю пельмени, приходите.

— Спасибо, не могу, — завтра я варю полуфабрикаты.

Из дневника следователя. Любовь к близкому человеку — это частный случай любви к людям вообще. Любовь к одному человеку не абсолютна и не всеобъемлюща, а лишь частичка большой любви ко всем. Частичка большой души, ее яркий всплеск. Любовь — как солнце: близкому человеку жарко, но и остальным тепло.

Если кто-то тебя сильно любит, а всех остальных не очень, не стоит обольщаться…

В одном кармане лежали деньги, в другом — шуршал длинный список, сочиненный Лидой. Подсолнечное масло, зеленый горошек, сахарный песок… И еще восемнадцать наименований. Рябинин шел, спокойно помахивая еще пустым рюкзаком и намереваясь обстоятельно побывать в каждом магазине своего микрорайона. Но он упустил из виду, что день субботний и половина города вышла на улицы, тоже намереваясь обстоятельно зайти в каждый магазин, как своего микрорайона, так и соседнего. Особенно много толкалось навьюченных мужчин и старушек с бидончиками…

Рябинин вдруг ощутил, что тоже загорается непонятной ему энергией, которая бросает его туда, за всеми и со всеми. Он поежился от накатанной тучи и свернул в овощной магазин, где за теплой витриной разглядел зеленый горошек. Почему-то брали по нескольку банок. Вероятно, мозговых сортов. Поплутав меж капустных штабелей, консервных стен и бутылочных частоколов, он тоже взял четыре банки, хотя в списке значилось две. Все-таки мозговых сортов.