Острова в океане - Эрнест Хемингуэй

– Не валяй дурака и говори по-людски.

– Масса Хадсон все равно теряй день, потому ливневыеосадки, сопровождаемые шквальными ветрами. Лучше слушай Вилли, знаменитыйследопыт пампасов. Вилли говори свой язык.

– Прекрати.

– Слушай, Том, кто дважды находил фрицев?

– А что случилось со шхуной?

– Шхуна больше нету. Много гнилой доска. Из корма однадоска вон упал.

– Шли в темноте, наверно, наткнулись на что-нибудь.

– Должно быть, так. Ну ладно, больше не буду. Они ушлина запад, к солнцу. Восемь человек и проводник. А может, и девять, если капитанне мог экскрементировать по причине своей высокой ответственности, чтослучается и с нашим капитаном, когда у него неполадки, а тут еще дождьсобрался. Шхуна, что они бросили, провоняла насквозь и вся загажена свиньями, икурами, и тем фрицем, которого мы похоронили. У них еще один раненый, но,кажется, не тяжело, судя по бинтам.

– Гной?

– Да. Но чистый гной. Хочешь все это сам посмотреть илиповеришь мне на слово?

– Я верю каждому твоему слову, но посмотреть все-такихочу.

Он все увидел: следы, костер, возле которого они спали и накотором стряпали, брошенные бинты, заросль, которую они использовали какотхожее место, канавку, которую шхуна прорезала в песке, когда они загнали еена берег. Теперь уже шел сильный дождь и налетали первые порывы шквала.

– Наденьте плащи и спрячьте nines под ними, –сказал Ара. – Мне же вечером придется их укладывать.

– Я тебе помогу, – сказал Вилли. – Мы дышимфрицам в затылок, Том.

– Но впереди у них обширная территория, и с нимичеловек, знающий местность.

– Вот у тебя всегда так, – сказал Вилли. –Что он может знать, чего мы не знаем?

– Очень многое.

– Ну и хрен с ним. Вот доберемся, и я вымоюсь с мыломна корме. Ух, до чего стосковалась кожа по хорошей пресной воде и мылу!

Дождь теперь так лил, что, когда они вышли из-за мыса,трудно было даже найти судно. Шквал передвинулся к океану и был так свиреп, адождь так силен, что пытаться разглядеть судно было все равно что смотреть накакой-нибудь предмет сквозь струи водопада. Все бочки в одну минуту переполнит,подумал Томас Хадсон. Из кранов в камбузе вода уже, наверно, в море хлещет.

– Том, сколько дней назад был последний дождь? –спросил Вилли.

– Надо посмотреть в корабельном журнале. Что-то вродепятидесяти.

– Похоже, это уже муссон начинается, – сказалВилли, – Дай мне тыкву, я буду вычерпывать.

– Не замочи своего nino.

– Приклад у меня между колен, а ствол на левом плечепод плащом, – сказал Вилли. – Такого комфорта он в жизни своей невидал. Дай мне тыкву.

На корме все купались голышом. Мылились, стоя то на однойноге, то на другой, нагибаясь, чтобы не сразу смыло, а потом, растершись,откидывались назад, прямо под хлещущий дождь. Смуглые тела казались белыми вэтом странном освещении. Томасу Хадсону вспомнились купальщики Сезанна, нопотом он решил, что интересней бы это получилось у Эйкинса. А потом подумал,что следовало бы ему самому это написать: катер на фоне сокрушительной белизныприбоя, прорвавшей серую пелену дождя, и чернота налетевшего шквала, и мгновенныйпроблеск солнца, сделавший серебряными дождевые струи и осиявший купальщиков накорме.

Он подвел шлюпку к борту, и Ара забросил конец, и вот ониуже были дома.

Вечером, во время дождя, он проверил все места, где последолгих засушливых дней обнаружилась течь, и присмотрел за тем, чтобы всюду былиподставлены ведра, а самые щелки, пропускавшие воду, были обведены толстойкарандашной чертой; и, когда все это было сделано и дождь перестал, онпосовещался со своим помощником и с Арой, и они распределили все вахты,установили обязанности каждого из команды и договорились о разных других делах.После ужина те, кто был свободен от вахты, сели играть в покер, а Томас Хадсонподнялся на мостик. Он взял с собой свой опрыскиватель, надувной матрац илегкое одеяло.

Он решил полежать и отдохнуть, не думая ни о чем. Иногда этоему удавалось. Иногда он просто думал о звездах, не философствуя, или об океане– вне связанных с ним задач, или о восходе солнца – без тревоги за наступающийдень.

Он чувствовал себя с головы до ног очень чистым после того,как с мылом вымылся на корме под дождем. Вот буду просто лежать и радоватьсяощущению чистоты, думал он. Он знал, что не стоит теперь думать о женщине,бывшей матерью его сына, и о том, как они любили друг друга, о тех местах, гдеони бывали вдвоем, и о днях, когда произошел их разрыв. И о Томе тоже думать ненужно. Это он запретил себе, как только узнал.

О двух других тоже ни к чему было думать. Их он тоже потерял,и теперь думать о них ни к чему. Все это он обменял на новую лошадь и должентвердо сидеть в седле. Вот и лежи тут и радуйся, что ты такой чистый последождя и мыла, и постарайся вовсе не думать ни о чем. Одно время это у тебянеплохо получалось. Может быть, тебе удастся заснуть и увидеть во снечто-нибудь смешное или просто приятное. Лежи спокойно и смотри в ночь и недумай. Ара или Генри разбудят тебя, если Питерсу вдруг удастся что-нибудьпоймать.

Скоро он и в самом деле заснул. Он опять был мальчишкой-подросткоми верхом взбирался на крутой склон ущелья. Потом ущелье раздвинулось ипоказалась песчаная отмель у прозрачной реки, такой прозрачной и чистой, чтоможно было разглядеть каждый камешек на дне, и видно было, как одурелая форельчуть не выпрыгивает из воды в погоне за плывущими по течению мошками. Он сиделна лошади и наблюдал за форелью, когда Ара разбудил его.

В радиограмме было сказано: ПРОДОЛЖАЙТЕ УСИЛЕННЫЙ ПОИСКЗАПАДНОМ НАПРАВЛЕНИИ – и кодовая подпись.

– Спасибо, – сказал Томас Хадсон. – Еслибудет еще что-нибудь сообщи.

– Конечно. Ты спи пока дальше, Том.

– Я видел замечательный сон.

– Не рассказывай мне его. Тогда он, может, и сбудется.

Он снова заснул: и, уже засыпая, улыбнулся при мысли, что, всущности, выполняет приказ: продолжает поиск в западном направлении. И зашел яна запад довольно далеко, подумал он. Дальше, чем там могли предполагать.

Он спал, и ему снилось, что хижина сгорела и что кто-топодстрелил его олененка, успевшего вырасти в оленя. Кто-то подстрелил и егособаку: он нашел ее под деревом мертвую и проснулся весь в поту.