Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо

Напрасно император соблазнял их деньгами, выложив перед каждым по 6 тысяч франков золотом, они не могли решиться, хотя были бедными людьми и отцами семейств: «Это золото обеспечило бы нас и наших детей, но мы вынуждены отказаться, потому что невозможно переправиться через реку в таких условиях!» Я уже говорил, что на войне необходимость сохранить жизнь большого числа людей, пожертвовав жизнью нескольких, делает в некоторых обстоятельствах военных командиров безжалостными. Император был непреклонен. Гренадеры получили приказ силой заставить лодочников участвовать в операции, и мы спустились в город.

Капрал оказался очень смышленым человеком, он же служил мне переводчиком, и по дороге я велел сказать старшине лодочников, что поскольку он вынужден отправиться с нами, то в его интересах дать нам лучшую лодку и сказать, что мы должны взять с собой. Несчастный послушался, хотя все время был в полном отчаянии. Мы выбрали лучшее судно и взяли с других лодок все необходимое. У нас было два якоря, но, так как мне казалось, что нам не придется их использовать, я велел взять канаты и прикрепить к концу каждого кусок полотна, в который завернули по большому булыжнику. Я видел на юге Франции, как рыбаки останавливали свои лодки, бросая на прибрежный ивняк такие веревки: они наматывались на деревья и останавливали движение судна. На голову я надел кепи, гренадеры свои фуражные шапки, так как любые другие головные уборы были бы нам только помехой. Мы взяли продовольствие, веревки, топоры, пилы, лестницу — все, что мне казалось полезным в нашем деле.

Закончив подготовку, я собирался дать уже сигнал к отправлению, когда все лодочники стали умолять меня, рыдая, позволить им в сопровождении солдат пойти обнять, может быть, в последний раз своих жен и детей! Но такие сцены могли бы только расстроить этих несчастных и отразиться на их и так невысоком мужестве, и я отказал. «Ну что же! — сказал тогда старшина, — поскольку жить нам осталось очень мало, дайте нам пять минут, чтобы подготовить наши души к встрече с Богом. Сами можете последовать нашему примеру, ведь вы тоже погибнете!»… Они встали на колени, мы с гренадерами последовали их примеру, что, казалось, тронуло этих людей. Окончив молитву, я дал каждому стакан доброго монастырского вина, и мы спустили нашу лодку на воду…

Я велел гренадерам молча исполнять все приказы старшины, сидящего за рулем. Течение было слишком сильным, чтобы мы могли прямо от Мёлька приплыть к противоположному берегу. Мы поднялись с парусом вдоль берега реки примерно на лье, и, хотя ветер и волны бросали наше суденышко, этот путь мы проделали без происшествий. Но теперь надо было отойти от берега и пересекать реку на веслах. Мы сняли мачту, но она легла не вдоль лодки, а боком. Упавший в воду парус подхватило течение, и наше судно так наклонялось, что мы чуть не опрокинулись! Старшина приказал обрезать канаты и сбросить мачту в воду. Но матросы совсем потеряли голову, они только молились и не слушали приказаний! Тогда капрал вытащил саблю и сказал: «Можете молиться и работать одновременно! Если вы сейчас же не выполните приказ, я вас всех поубиваю!..»

Бедняги, выбирая между смертью сейчас или потом, взялись за топоры и стали помогать гренадерам. Мачту быстро разрубили и сбросили в воду… Как раз вовремя, так как, едва успев освободиться от этого опасного груза, мы ощутили сильнейший толчок: одно из деревьев, плывших по реке, столкнулось с нашим бортом… Мы содрогнулись… К счастью, на этот раз лодка осталась цела, но сколько она сможет выдержать столкновений, которые мы не в силах предотвратить? Волны бросали на нас стволы, из которых некоторые только задевали нас, не причиняя большого вреда. Течение несло нас быстро, весла мало помогали нам. Держать нужное направление на противоположный берег не было никакой возможности. Я даже начал опасаться, что нас пронесет далеко за неприятельский лагерь, что привело бы к провалу нашего дела. Нам все же удалось выгрести, и мы проделали уже три четверти пути, когда, несмотря на темноту, я заметил на воде огромную черную массу, потом послышался резкий треск, ветки ударили нам прямо в лицо, и лодка остановилась!.. На наши вопросы старшина ответил, что мы попали на островок, заросший ивняком и тополями, которые оказались затопленными почти до верхушки… Пришлось на ощупь топорами прорубать проход через ветви. Нам это удалось, и, когда мы преодолели это препятствие, течение за ним оказалось не таким сильным, как на середине реки, и мы наконец добрались до левого берега. Он был покрыт очень густыми зарослями прибрежных деревьев, образующими своего рода купола, что очень затрудняло движение, но и скрывало нашу лодку со стороны австрийского лагеря.

Бивуачные огни освещали берег, но мы оставались в тени прятавших нас деревьев. Наша лодка скользила по воде. Я искал удобное место для высадки. Вдруг я заметил сходни, по которым люди и лошади подходили к воде. Капрал ловко бросил веревку с камнем в ивняк, она зацепилась за одно из деревьев, и лодка остановилась в одном или двух футах от этого помоста. Была полночь. Отделенные от французов разлившимся Дунаем, австрийцы чувствовали себя в полной безопасности. Все в лагере спали, кроме часового.

На войне, какое бы расстояние ни отделяло от неприятеля, пушки и часовые всегда смотрят в его сторону. Береговая батарея была повернута к реке, а часовые ходили вверху по берегу, край которого прикрывали деревья. Из лодки же сквозь ветви мне была видна большая часть бивуака. До сих пор операция шла так удачно, как я и не надеялся, но, чтобы она дала результат, надо было захватить пленника. Сделать это в пятидесяти шагах от многих тысяч вражеских солдат, которых мог разбудить один-единственный крик, мне казалось очень трудным! Однако надо было действовать… Я приказал пятерым матросам лечь на дно лодки, предупредив, что два гренадера будут за ними следить и безжалостно убьют любого, кто проронит хоть одно слово или попытается подняться. Еще одного гренадера я поставил на нос лодки наблюдать за берегом. Взяв в руку саблю, я перелез через борт. За мной последовали капрал и двое гренадеров. Лодка немного не дошла до берега, и нам пришлось сначала сделать несколько шагов по воде, потом мы ступили на сходни… Мы поднялись по ним, и я уже готовился броситься на ближайшего к нам часового, разоружить его, заткнуть ему рот кляпом и тащить в лодку, когда послышался какой-то металлический звук и негромкий голос, что-то напевающий… Это был солдат, который шел, напевая, за водой с большим жестяным бидоном. Мы быстро вернулись к воде, чтобы укрыться под сводом ветвей, скрывающих лодку. Как только австриец наклонился, чтобы наполнить свой бидон, капрал и оба гренадера схватили его за горло, заткнули рот платком, наполненным мокрым песком, приставили острие сабли к груди, угрожая убить при малейшем сопротивлении или крике! Ошарашенный австриец подчинился, мы довели его до лодки, передали в руки гренадера, стоящего у лодки, и тот уложил его лицом вниз рядом с матросами. По одежде этого австрийца понял, что это скорее не солдат, а прислуга какого-нибудь офицера.

Я предпочел бы захватить настоящего солдата, от него можно добиться более точных сведений. Однако, за неимением лучшего, я уже готов был удовлетвориться этим пленным, когда заметил, что к сходням подходят двое других солдат. Каждый за свой конец, они несли палку, на которой висел котел. Они были уже в нескольких шагах от нас. Сесть в лодку и незаметно скрыться было уже невозможно. Я сделал знак моим гренадерам. Они снова спрятались, а когда эти двое наклонились зачерпнуть воды, сильные руки обхватили их сзади и окунули их головы в воду. У этих солдат были сабли, поэтому их надо было сначала оглушить, иначе они могли оказать сопротивление. Затем их по очереди подняли, заткнули рот платками с песком, приставили к груди оружие и вынудили следовать за нами! Так же как и слугу, их поместили в лодку, куда сели и все мы — капрал, два гренадера и я.