Грейвел - Линетт Нони

И доверяй Кайдену — он кажется хорошим парнем, и у него впечатляющий правый хук. Доверь ему позаботиться о тебе сейчас, когда я не смогу.

Ты спасла мне жизнь, когда Заявила на меня права, котёнок. И с тех пор ты сохраняешь ее каждый день. На это ушли тысячи лет, но спасибо тебе за то, что ты, наконец, дала мне шанс отплатить тебе тем же.

Навечно твой,

— Нийкс.

P.S. А теперь перестань плакать и иди надери задницу какому-нибудь бессмертному.»

Испуганный всхлип смеха вырвался у Алекс среди слез, струившихся по лицу при его последнем замечании. Это было так похоже на Нийкса — написать такое заботливое письмо, которое разорвало бы ее на части, а затем закончить его таким образом, чтобы облегчить ее мир.

А еще это так похоже на него — точно знать, что ей нужно услышать, когда ей было нужно это услышать.

Боль от его ухода похожа на острую, ужасную боль в сердце, но он был прав. Она не должна быть парализована потерей. Она должна продолжать бороться, как и обещала у его могилы. Поэтому с каждой выплаканной слезой, с каждой слезинкой, пропитывающей пергамент, когда она перечитывала его снова и снова, Алекс начала понемногу отпускать его.

К тому времени, когда Кайден вернулся и сел рядом с ней, притянув в свои объятия, пока Алекс громко плакала, уткнувшись ему в грудь душераздирающими слезами, ее оцепенение начало исчезать, когда тепло вернулось к ее телу, и стальная решимость овладела ей.

Они сидели так, казалось, несколько часов, Кайден прижимал ее к себе. Но пришло время, когда Алекс, в конце концов, смогла отстраниться и вытереть свои теперь уже сухие глаза, осторожно, очень осторожно сложив письмо Нийкса и спрятав его в карман пальто.

— Спасибо, что ты здесь, — тихо сказала Алекс Кайдену, ее голос все еще звучал грубо, но уже не мертво.

Он убрал выбившуюся прядь волос ей за ухо, поднес ладонь к ее лицу и так же тихо ответил:

— Я бы не был нигде в другом месте.

Она снова прильнула к нему, на этот раз положив голову на плечо, принимая его тепло и силу, позволяя им понемногу возвращать в нее жизнь.

А потом, прежде чем она поняла, что делает, она начала шептать ему. Шептала воспоминания и истории о Нийксе, вещи, которыми она ни с кем не делилась, так как другим было небезопасно знать о нем.

Слово за словом лилось из ее уст, когда она рассказывала Кайдену о самом храбром человеке, которого она когда-либо знала. Когда она рассказала ему о самом жестоком друге, который у нее когда-либо был. Когда она рассказала ему о самом преданном защитнике, которого когда-либо видел мир.

Он терпеливо слушал, успокаивающе проводя рукой по ее волосам и спине, задавая несколько вопросов, но в основном просто позволяя ей говорить.

Это было катарсисом. Как будто выводя яд из своего организма. Делясь Нийксом с Кайденом, она делала воспоминания, которые они пережили вместе, еще более реальными.

И она не остановилась на Нийксе. Она рассказала Кайдену все… все о своем прошлом, все о ее связи — ваэлиане с Ксираксусом и ее страхах перед тем, что могло с ним случиться, все о том, что это была ее вина, что Эйвен превратился в монстра. Но пока она тихо предавалась воспоминаниям в тени пещеры, Нийкс оставался на переднем плане ее сознания, когда она рассказывала, как он был рядом с ней во всем, с чем она сталкивалась, как в прошлом, так и в настоящем. И когда она замолчала, это было с опечаленным сердцем, но с улыбкой на губах.

— Хотел бы я знать его лучше, — прошептал Кайден.

— Ты ему понравился, — сказала ему Алекс. Она не хотела рассказывать о том, что Нийкс поддержал Кайдена в его стремлении разрушить ее стены, но она призналась: — Он сказал мне доверять тебе.

Кайден тихо засмеялся.

— Я говорил тебе это целую вечность.

Поскольку это было правдой, у Алекс не нашлось ответа. Но у нее также не было возможности предложить его, потому что Сорайя издала предупреждающий рокот — чего она таинственным образом не сделала при появлении Кайдена — и новый голос ворвался в их тихий, нежный момент.

— Если вы двое закончили с этой трогательной сценой, вам пора приниматься за работу.

Алекс подняла голову с плеча Кайдена и успокаивающе положила руку на шею Сорайи, когда они втроем посмотрели на Атору.

— Тебе нужно исполнить пророчество, Александра. И тебе не удастся этого сделать, пока ты сидишь здесь и плачешь навзрыд.

Привыкшая к его язвительному отношению к настоящему времени и за гранью дополнительной боли, Алекс не была удивлена, что Атора снова знал больше, чем следовало.

— Пророчество — чушь собачья, — ответила она. — Все, о чем там говорилось, произошло сегодня, и ничего не произошло.

— Расскажи мне, — приказал Атора. — Расскажи мне, что произошло сегодня.

Потакая ему, Алекс продекламировала:

— Когда День и Ночь объединятся и сразятся против одного Врага, тогда Тьма и Свет встретятся в середине удара и освободят Пленников. — Она устало собралась с мыслями и объяснила: — «День и ночь» — это были Дневные Всадники и Ходящие по Теням, которые вместе сражались против Эйвена, их «единого Врага». «Тьма и Свет встретятся в середине удара» — это мы с Эйвеном скрестили клинки. Я с Аэнарой, Несущей Свет, а он с его новым оружием, Ваэваркой, который сделан из траесоса — чистой тьмы.

Кайден дернулся от этого, и Алекс вспомнила, что именно он впервые упомянул ей имя «Ваэварка», увидев его написанным в древних текстах, когда он исследовал Аэнару. Она предположила, что это было имя человека, но это было не так… это было оружие.

Аэнара и Ваэварка. Два оружия силы, одно светлое, другое темное.

Возвращаясь к своей теме, Алекс продолжила:

— Все это произошло, все, кроме последней части — освобождения пленников. Ни черта не изменилось, Атора. Ни магически, ни из-за какого-то пророчества, ни из-за того, что я понятия не имею, как использовать свой дар, чтобы помочь им.

Атора помахал рукой в воздухе.

— Твой дар никому бы не помог. Свобода воли — это то, с чем каждый рождается. Как бы тебе этого ни хотелось, ты никогда не сможешь поделиться с ними тем, что у них уже есть.

В ушах Алекс зазвенело. Звон был таким громким, что на мгновение она ничего не могла сделать, кроме как снова и снова повторять в уме слова Аторы.

Когда она снова