Каштановый человечек - Сорен Свейструп

Немецкие спецназовцы окружили дом и теперь попарно приближаются к нему, но вдруг они останавливаются. Дверь дома распахивается, и во двор на полной скорости бросается маленькое худенькое существо. Нюландер следит за щуплой фигуркой, что бежит по мокрой от росы лужайке сильно заросшего сада. Достигнув ее середины, она останавливается и с изумлением смотрит на них.

Все вокруг словно застыли. Да, черты ее лица изменились. Она выросла и глядит тревожным и сумрачным взглядом. Однако Нюландер сотни раз разглядывал ее фотографию – и теперь мгновенно узнает ее.

Операция слишком затягивается, и Розе кажется, что это плохой знак. Они стоят у шоссе, и домик им не виден, хотя, как им сказали, он находится всего в пятистах метрах отсюда по другую сторону пашни и защитной лесополосы с высокими деревьями и кустарником. Светит солнце, но холодный колючий ветер пробирает до костей, хотя они и укрылись за двумя большими машинами полицейского спецназа.

Когда вчера вечером им со Стиином сообщили, что полиция собирается проверить некий след в Германии, они настояли, чтобы их взяли с собой. Сестра преступника предположительно живет в домике дачного типа у самой границы с Польшей. По некоторым данным, он был на пути именно туда, когда погиб на лесной дороге неподалеку от «Каштановой усадьбы». Вполне вероятно, сестра была сообщником злодея и может что-то знать о Кристине. Так или иначе, но надеяться на что-то иное у них не было никаких оснований, и они категорически потребовали, чтобы им разрешили присоединиться к полицейским. Тем паче что сам преступник ничего сказать уже не мог.

Роза задала этот вопрос первым делом, когда очнулась в клинике после операции. Поняв, что находится в настоящей больнице, а не в кошмарном белом подвале, она посмотрела в заплаканные глаза Стиина и спросила, сказал ли преступник что-либо. Муж покачал головой, и она поняла, что прямо сейчас это не столь важно. Он, как и Густав, чувствовал огромное облегчение, ведь Роза осталась жива. Да разве могли они остаться равнодушными, когда ее так мучили и изуродовали? Хирургические зажимы на открытой ране на левой руке спасли ей жизнь, предотвратив серьезную потерю крови. А вот отрезанную левую кисть поглотило пламя. Врач сказал, что боли скоро пройдут. А в будущем ей сделают протез по индивидуальному заказу, она привыкнет к нему и перестанет вздрагивать, когда на секунду забудет о боли или увидит себя в зеркале с повязкой на нижнем конце предплечья.

Как ни странно, но на психике Розы случившееся почти не отразилось. Она не стала делать трагедии из-за утраты кисти и даже поймала себя на мысли, что эта потеря совсем незначительна. Она готова была отдать все: и правую руку, залатанную врачами, и обе ноги, и даже самое жизнь, если б взамен ей предложили открутить время назад и спасти Кристине. Чувство вины переполняло ее, когда она лежала на больничной койке и, глотая слезы, упрекала себя за тот грех, который совершила так давно, будучи еще маленькой девочкой. Да, это была ее вина. И хотя бо́льшую часть своей взрослой жизни Роза пыталась загладить ее, ничего не помогало. Напротив, она, эта ее вина, отразилась и на судьбе Кристине. А ведь девочка вообще никому не причинила зла, а пострадала просто потому, что она – ее дочь… Как ужасно сознавать это! Стиин пытался уговорить ее не мучить себя, но ведь Кристине не было, как не было и того, кто назвался похитителем их дочки, и Роза только и мечтала о том, чтобы он на самом деле похитил ее.

И так она горевала и упрекала себя все время, как вдруг вчера вечером поступило сообщение о вновь открывшемся следе, и им предоставили место в кортеже, отправившемся в путь еще до восхода солнца. Несколько часов спустя по прибытии на стоянку, где их ожидали немецкие полицейские, Стиин услышал разговор датских сыщиков с местными коллегами. Выяснилось, что подозреваемую женщину в течение лета несколько раз видели на прогулке в лесу с ребенком примерно одного с Кристине возраста. Датские полицейские подтверждать эту информацию не стали. Когда операция началась, они оставили их на стоянке вместе с двумя немецкими операми.

Внезапно Розу пронзает мысль: она не осмеливается верить, что Кристине жива. Снова, уже в который раз, она выдумала мечту, построила воздушный замок, который вскоре разлетится на куски. Ночью, когда Роза проснулась и стала готовиться к поездке, она решила надеть знакомую Кристине одежду: темно-синие джинсы, зеленую вязаную кофту и подбитые мехом сапоги, которые Кристине называла «мишкиными». А оправдываясь перед самой собой, говорила: «Ведь что-то же надо было мне надеть». Но на самом деле выбрала Роза этот наряд потому, что ею вновь овладела надежда, и ей уже представлялось, как сегодня она наконец-то сможет побежать навстречу Кристине, прижать ее к себе и задушить в своих объятиях…

– Стиин, я хочу домой. По-моему, нам пора ехать.

– Что?

– Открой машину. Ее там нет.

– Они же еще не вернулись…

– Нам нельзя уезжать надолго. Я хочу к Густаву.

– Роза, мы останемся здесь.

– Открой машину! Ты слышишь меня? Открой машину.

Она дергает ручку дверцы, но Стиин не лезет в карман за ключами. Он что-то увидел там, у нее за спиной. Роза поворачивается и смотрит в том же направлении.

Две фигуры движутся им навстречу, минуя лесополосу с высокими деревьями и кустарником. Они идут по полю, держа курс на шоссе, где стоят полицейские машины. Жирная грязь с пашни налипает на обувь, и им приходится высоко поднимать ноги. Одна из них – женщина из полиции, ее зовут Тули́н. В другой фигуре ей поначалу чудится мальчик лет двенадцати-тринадцати. Тули́н держит его за руку. Он коротко стрижен, но волосы у него растрепаны. Одежда висит на нем, точно на огородном пугале, глаза опущены долу, потому что ему трудно идти по грязи. Но когда мальчик поднимает голову и ищущим взглядом окидывает автомашины, где Роза стоит рядом со Стиином, она сразу все понимает. У нее жутко сосет под ложечкой. Роза смотрит на Стиина, хочет убедиться, что тот видит ту же самую картину, и замечает, что по искаженному гримасой рыдания его лицу текут слезы. Роза срывается с места. Она проскакивает мимо машин и выбегает на поле. Когда Кристине бросает руку Тули́н и сама устремляется ей навстречу, Роза понимает, что все это происходит наяву.

Среда, 4 ноября, наше время

Вкус у сигареты какой-то необычный, но Хесс не торопится вступить в слои международной атмосферы, хотя вообще-то она ему весьма и весьма симпатична. Он стоит перед входом в терминал номер три аэропорта под сильнейшим ливнем и ожидает появления Тули́н.

Вчерашние переживания все еще на отпускают его, и если даже на секунду он забывает о них, ему мгновенно напоминают о произошедшем аршинные заголовки в интернет-газетах на экране мобильника или планшета. Воссоединение семьи Хартунгов с дочерью вытеснило из медийного пространства историю Симона Генца и стало одной из главных новостей дня. Если судить по шрифту заголовков, она уступает лишь сообщениям о возможном возобновлении боевых действий на Ближнем Востоке. Даже Хесс с трудом сдерживал слезы, когда родители на диком ветру обнимали свою девочку посреди чистого поля. Вечером, добравшись до своей берлоги в Парке Одина, он рухнул на постель и впервые за несколько лет проспал десять часов подряд.