Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

Потом, в свой черед, в церковь вошел король, обла­ченный в великолепное одеяние; он произнес перед архиепископом все положенные клятвы и, опустившись на колени, был посвящен в рыцари герцогом Алансон- ским; после этого архиепископ приступил к обряду освя­щения, выполняя от начала и до конца все церемонии и формальности, указанные в «Архиерейской книге»; так что обряд продолжался с девяти часов утра до двух часов пополудни, и все это время Дева стояла рядом с королем, держа в руке свое знамя; затем, наконец, он был короно­ван: на голову ему возложили корону, в то же мгновение все закричали: «Ноэль!», а поскольку одновременно зазвучали трубы, то поднялся такой сильный и такой радостный шум, что казалось, будто своды собора вот- вот расколются.

По окончании церемонии Жанна бросилась к ногам короля и, целуя ему колени, произнесла:

— Благородный король, теперь воля Господа испол­нена; вы только что были достойно коронованы и тем самым показали, что вы являетесь единственным и под­линным королем Франции и что это королевство должно принадлежать вам. Теперь моя миссия выполнена и мне нечего больше делать ни при дворе, ни в армии, а потому позвольте мне вернуться в мою деревню, к моим родите­лям, чтобы я могла жить там, как подобает смиренной и бедной крестьянке, и, если вы просто отпустите меня, государь, я буду более признательна вам, чем если бы вы назначили меня самой важной дамой Франции после королевы.

— Жанна, — отвечал король, который давно уже ждал подобной просьбы, — всему, чего я достиг сегодня, я обязан только вам; пять месяцев тому назад вы нашли меня в Шиноне бедным и слабым, а теперь привели меня в Реймс сильным и победоносным; стало быть, вы пове­лительница, и вам следует приказывать, а не просить. Но вы меня не покинете: да, я миропомазан и коронован, это правда, но, для того чтобы церемония была полной, мне еще остается совершить паломничество в Корбени, где, как вам известно, покоится тело прославленного святого Маркульфа, который происходил из нашего королевского рода. Так что, Жанна, отправляйтесь вме­сте с нами в Корбени, а затем вы будете вольны посту­пить так, как захотите.

— Увы! Увы! — произнесла Жанна. — Мои голоса велели мне уехать прямо сегодня; я впервые ослушаюсь их и очень боюсь, что со мной случится несчастье.

Король попытался успокоить Жанну, но, что бы он ни говорил ей, она, не отвечая на его слова, оставалась печальной и удрученной; так что, выходя из церкви, куда утром она входила торжествующей, девушка имела вид приговоренной к смерти. Тем не менее, подойдя к двери и подняв голову, Жанна радостно закричала, ибо в этот миг она узнала в толпе своего младшего брата Пьера, который сбежал из Домреми и добрался до Реймса, чтобы увидеть воочию, что та женщина, о великих чудесах которой шла молва по всей Франции, и в самом деле его сестра. Как уже упоминалось, Пьер был любимым бра­том Жанны, и потому она бросилась в его объятия, а потом провела с ним целый день в разговорах об их родителях, их старом кюре и их деревне. Все наперебой благословляли ее и пели ей хвалы так, словно она уже стала святой и находилась в раю.

Вечером король послал за молодым человеком, и Жанна напрасно прождала его до десяти часов, когда, измученная и усталая, она легла спать. На следующее утро первым, кого Жанна увидела, пробудившись, был Пьер в богатой одежде пажа, явившийся сообщить сестре, что отныне он входит в ее свиту и что король, желая приравнять его к Имерге и сиру де Долону, даровал ей и всей ее семье дворянские грамоты и герб такой красоты, что подобному ему не было во всей армии.

Это был лазоревый щит с двумя золотыми геральдиче­скими лилиями и серебряным мечом с позолоченной гардой, острие которого, устремленное вверх, венчала золотая корона.

— Увы! Увы! — повторяла Жанна, вздыхая. — Господу угодно, чтобы я оставалась простой крестьянкой, чтобы я носила впредь не меч, а лишь свой пастушеский посох и чтобы единственной короной, до которой я могла бы дотронуться, был бы цветочный венок вроде тех, какие я вешала на ветви дерева Фей или возлагала на алтарь нашей бедной церкви в Домреми!

Тем не менее, чувствуя, что бодрость духа покидает ее, Жанна предприняла еще несколько попыток уйти, но ее уход в данных обстоятельствах, в момент, когда ее влия­ние в армии было как никогда высоко, казался столь губительным, что собрался королевский совет, на кото­ром приняли решение указать Жанне на все возможные последствия ее отъезда. Впрочем, король не пожелал доверять кому-либо ведение столь важных переговоров; пригласив Деву к себе, он стал умолять ее — как от сво­его имени, так и от имени всех военных — не покидать войско; он утверждал, что она является ангелом- хранителем Франции и, если она уйдет, вместе с ней уйдет и удача. Жанна глубоко вздохнула и, казалось, надолго задумалась; наконец, когда Карл VII возобновил свои настояния, она ответила: «Благородный король! Не мне, простой бедной девушке, бороться с желанием такого могущественного государя, как вы: пусть все будет так, как вы хотите, а со мной да произойдет то, что решит Господь!»

В тот же вечер Карл VII с великой радостью объявил своему совету, что Дева остается с ним.

Что же касается Жанны, то, решившись вновь оку­нуться в наполненную войной и политикой жизнь, от которой она хотела было отдалиться, и с глубокой печа­лью увидев, что место, которое должен был занимать во время коронации герцог Филипп в качестве трижды пэра королевства как правитель Фландрии, Артуа и Бургун­дии, осталось пустым, Жанна в тот же вечер пригласила к себе брата Пакереля, служившего ей секретарем, и про­диктовала ему адресованное благородному герцогу нижеследующее письмо, поставив под ним свой крест.

«Иисус Мария.

Высокочтимый и могущественный государь, герцог Бургундский, Жанна Дева просит вас от имени Царя Небесного, моего справедливого и высочайшего господина, чтобы король Франции и вы заключили бы добрый, проч­ный мир, который продлился бы долго. Простите друг друга от чистого сердца и полностью, как то подобает истинным христианам, а если вам угодно воевать, то идите на сарацин. Герцог Бургундский, я вас молю, умо­ляю и прошу настолько смиренно, насколько можно про­сить, не воевать