Трактир на Пятницкой. Агония. Вариант «Омега» - Николай Иванович Леонов

быстро отучил вас позорить звание офицера великого рейха! — Он решил форсировать события. Если появление гестаповца не случайно, он может сорваться и выдать себя. И действительно Хонниман резко спросил:

— Вы не любите гестапо, господин капитан? Вы плохо относитесь к группенфюреру Мюллеру?

— Вы не группенфюрер Мюллер! Если вы сейчас же не прекратите со мной пререкаться, я доложу о вашем поведении штандартенфюреру Зандбергу.

— Господа! Господа офицеры! Прошу вас! Господин капитан, я завернула вам то, что вы просили. Пожалуйста. — Девушка, сердито посмотрев на молодых офицеров, положила перед Скориным сверток.

— Извините нас, господин капитан. — Лейтенант вытянулся и козырнул. — Не сердитесь на Карла, он хороший парень, только излишне горяч.

Скорин, обдумывая, как лучше выйти из создавшегося положения, оглядел гестаповца и лейтенанта, пожал плечами:

— Умные люди предусмотрительны.

Гестаповец изрядно испугался, услышав имя Зандберга, но старался скрыть страх.

— Вы обо мне или о себе, господин капитан? — уже вежливо, улыбкой показывая, что шутит, спросил он.

— Это сказал Шиллер, и не о нас с вами, а об умных людях, — спокойно ответил Скорин, вынув из кармана бумажник, повернулся к прилавку.

— Три марки, пожалуйста.

— Прошу, фрейлейн Инга. — Скорин положил деньги, поклонился. — Надеюсь, мы еще увидимся.

Когда Скорин отсчитывал деньги, гестаповец заглянул через его плечо, подмигнул товарищу.

— Фронтовики — богатый и щедрый народ. — Хонниман не собирался выпить за счет вспыльчивого капитана, наоборот, хотел зазвать его на кружку пива, сгладить инцидент. Не дай бог, капитан действительно пожалуется.

Скорин повернулся к офицерам:

— Господа офицеры решили сэкономить на зубных щетках и выпить пива?

— Курт, ты слышал приказание господина капитана? — Гестаповец взял товарища под руку, повел к выходу. — Прощайте, прекрасная Инга! — Он распахнул дверь. — Господин капитан, прошу!

Они вышли на улицу. Скорин посмотрел вдоль улицы Койдула, повернул в обратную сторону.

— Господин капитан, ближайшее заведение находится там. — Гестаповец показал на здание по соседству с абверкомандой. — Две минуты ходьбы. Раз вы вернули моего друга на истинный путь, то разделите с нами компанию. Мы угощаем.

— Карл, возможно, у господина капитана дела, — запинаясь, проговорил молчаливый лейтенант. — Неудобно.

— Идемте, господин капитан, — настаивал гестаповец. — Какие дела в отпуске? За кружкой пива вы расскажете тыловикам о своих победах на фронте.

Скорин в нерешительности остановился, затем ответил:

— Что же, дела могут и подождать. Идемте, господа. Надеюсь, заведение приличное, нам не придется видеть этих людей? — Он сделал рукой неопределенный жест.

— О чем вы говорите! Только для офицеров!

— Отлично! — Скорин переложил сверток в левую руку и, прихрамывая, зашагал рядом с новыми знакомыми.

— Ранение, господин капитан? — деликатно спросил лейтенант. — Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, лейтенант. Уже прилично, — ответил Скорин. Вскоре он входил в казино, не подозревая, что данное заведение организовано специально для него.

Когда они садились за столик, у стойки барон Шлоссер, по чьему приказу было открыто казино, получал у бармена свой вчерашний выигрыш. Выложив перед Шлоссером аккуратную пачку денег, бармен сказал:

— Вы всегда выигрываете, господин майор! Вам везет!

Шлоссер не ответил, дал бармену несколько марок, остальные деньги спрятал в бумажник и повернулся лицом к залу. Узнав Шлоссера, Карл Хонниман вскочил, барон небрежно кивнул, скользнул равнодушным взглядом по Скорину, вышел на улицу. Скорин узнал его сразу. Так вот каков барон в действительности! Наблюдая сквозь стеклянную дверь, как Шлоссер садится за руль лакированного «хорьха», Скорин спросил:

— Большая шишка?

— О да! — Гестаповец поднял глаза к потолку, сидевший рядом Курт наступил ему на ногу, и гестаповец замолчал.

Принесли пиво, новоиспеченные друзья выпили. Гестаповец неожиданно замолчал. Скорин был уверен, что гестаповец его сразу узнал, но ему невыгодно показать это. Значит, следует напомнить. Воспользовавшись тем, что Курт отошел к стойке, Скорин отставил пустую кружку и сказал:

— Форма танкиста вам идет больше.

Шлоссер приехал в свое бюро в хорошем настроении. Оно быстро испарилось, когда он узнал, что расшифровать радиограмму пока не удалось. Он долго стоял у окна в своем кабинете, рассматривая текст: две строчки из пятизначных чисел.

Возможно, работала рация подпольщиков. Очень короткое сообщение, похоже на уведомление о прибытии. Но не выдает ли он желаемое за действительное? Опять ждать? Сейчас необходимо сосредоточить все внимание на вновь прибывших в Таллин офицерах. Шлоссер не сомневался — русский наденет немецкий мундир. Штатскому труднее искать подходы к абверкоманде. Каким образом можно быстро направить в Таллин офицера? Под каким предлогом? Проще всего — отпуск. Легче документировать командировку и проверить легче. Почему немецкий офицер проводит отпуск не в Германии, а в Таллине? Какая может быть создана легенда?

Размышления разведчика были прерваны приходом Маггиля.

— Добрый день, Франц, — продолжая думать о русском разведчике, сказал Шлоссер.

— Здравствуй, Георг, — недовольно пробурчал Маггиль. — Когда у нас неприятности, мы идем к друзьям. — Швырнув фуражку и перчатки на диван, он начал стаскивать мокрый плащ.

Шлоссер незаметно убрал бланк с радиоперехватом и бесстрастно наблюдал за взволнованным гостем.

Маггиль, наконец справившись с плащом, стал широкими шагами расхаживать по кабинету.

— Эстонские свиньи! Кто мог ожидать от них такой хитрости?

— Партизаны? — вежливо осведомился Шлоссер.

— Что я теперь сообщу в Берлин? И надо же, чтобы девчонка сбежала в отсутствие штандартенфюрера! Конечно, старый хрыч развлекается в Берлине, а я должен здесь…

— Ты сердишься, Франц, значит ты не прав.

— Опять вспомнил покойников! — Маггиль остановился напротив Шлоссера. — Между прочим, Георг, ты виноват, что я влип в историю с радисткой.

— Возможно, Франц, возможно, — философски произнес Шлоссер, разглядывая перстень на своей холеной руке. При слове «радистка» он быстро взглянул на Маггиля, затем снова на перстень.

— Возможно, я и виноват. Не грешат только дети, Франц. Но если ты хочешь получить совет или помощь, то расскажи, что произошло.

— Ты будешь надо мной смеяться…

— Не исключено. — Шлоссер взглянул на растерянного Маггиля, улыбнулся. — Так что радистка?

— Две недели назад я получил сообщение, что одна эстонская девчонка прячет у себя в доме рацию. Я собрался идти к тебе, но раздался звонок из Берлина…

— Мне тоже вечно звонят не вовремя, — перебил Шлоссер. — Ты рассказал о рации, тебе посоветовали не посвящать абвер, действовать самостоятельно. Дальше.

— Георг, приказы не обсуждаются!

— Я тебя обвиняю? — Шлоссер откинулся в кресле, изобразил на лице сочувствие.

— Я решил, что рация может предназначаться русскому разведчику, которого ожидаешь ты. Установив за девчонкой наблюдение, стал ждать. Хотел сделать тебе сюрприз, Георг.

— Обожаю сюрпризы. — Шлоссер усмехнулся.

— Две недели девка гуляла на глазах у моих людей. Я думал, что вот-вот заполучу для тебя русского. Вчера она исчезла. — Маггиль махнул рукой. — Сегодня я приказал обыскать ее дом. Обшаривая подвал этой потаскухи, пятеро моих парней взлетели