Произведение в алом - Густав Майринк

Одним словом, культура и стиль повсеместно возобладали над грубыми, животными нравами, благотворные веяния модерна проникли даже в самые консервативные круги.

Каково же было всеобщее удивление, когда джунгли облетела невероятная весть, будто бы бегемот стряхнул с себя всегдашнюю флегму и теперь днями напролет, явно воображая себя актером Зонненталем, неустанно начесывает волосы на лоб, в надежде воспроизвести так называемую «челку Гизелы».

Тропическая зима нагрянула, как всегда, некстати.

Кршш, кршш, пршш, пршш, прш, прш - так примерно шумит дождь в это время года в тропиках. Теперь представьте себе, что это «кршш, пршш» продолжается без перерыва на протяжении многих недель, с утра до вечера и с вечера до утра, и вы поймете, что такое тропическая зима.

Сквозь пелену дождя дрянным плесневелым пряником мреет мутное и унылое солнце.

В общем, есть от чего сойти с ума.

Понятное дело, на душе в такую погоду кошки скребут. Даже у хищников...

Казалось, сейчас, в эту гнусную пору сезона дождей, надо быть как можно мягче, дружелюбнее и приветливее, стараясь по мере сил и возможностей отвлечь впавших в хандру товарищей от мрачных мыслей - ну хотя бы из предосторожности! - так ведь нет же: благородный верблюд, словно нарочно, все делал наоборот и все чаще свысока желчно иронизировал над своими приунывшими приятелями, особенно там, где дело касалось тонких вопросов моды, шикарных манер и прочих деликатных штучек, что, конечно же, всех раздражало и fait du mauvais sang[139].

Как-то вечером ворон заявился во фраке с черным галстуком, что, разумеется, дало повод горбатому комильфо для высокомерного выпада.

- Каждый уважающий себя джентльмен - если только он не саксонец - знает, что надеть к фраку черный галстук допустимо лишь в одном-единственном случае... - небрежно обронил Читракарна и самодовольно ухмыльнулся.

Возникла мучительная пауза; слышно было только, как пантера, внимательно рассматривая свои безукоризненно отполированные когти, смущенно урчала какую-то фривольную шансонетку, - никто не решался первым нарушить затянувшееся молчание, пока ворон наконец не выдержал и сдавленным голосом не осведомился, что же это за случай.

- Так, ничего особенного - собственные похороны! - прозвучал исполненный ядовитого сарказма ответ, вызвавший у присутствующих приступ такого неудержимого, гомерического смеха, что ворон от стыда готов был тут же провалиться сквозь землю.

Ну а его запоздалые и маловразумительные оправдания: мол, с кем не бывает, а может, у него и впрямь траур, в конце концов похороны - церемония хоть и скорбная, но тоже проходящая в узком кругу приглашенных, как и особо интимные званые вечера, - только усугубили дело.

Однако придирчивый законодатель моды и не думал ограничиваться одной только этой унижающей достоинство гордой птицы выволочкой и в следующий раз - тот, первый, faux pas[140] был всеми давно забыт, - когда незадачливый ворон напялил под смокинг белый галстук, вновь дал волю своей снобистской иронии, язвительно осведомившись:

- Смокинг? С белым галстуком? Гм, такое, дорогой друг, воз можно лишь в одном-единственном случае...

- И в каком? - невольно вырвалось у ворона. Читракарна деликатно откашлялся и, смерив оторопевшую

птицу с головы до ног дерзким взглядом, ехидно проскрипел:

- Когда собираетесь кого-нибудь побрить...

Это было уже слишком.

В это мгновение благородный верблюд, сам того не подозревая, нажил себе смертельного врага, ибо ворон, оскорбленный до глубины души, поклялся жестоко отомстить за свою обиду.

Уже через несколько недель отвратительная погода заставила четырех хищников, питавшихся в основном мясной пищей, все больше урезать свой и без того скудный рацион, и тщетно ломали себе головы отощавшие звери, пытаясь найти ответ на роковой вопрос: как снискать хлеб насущный и спастись от голодной смерти?..

Вегетарианца Читракарну эти проблемы, разумеется, нисколько не волновали: всегда в прекрасном настроении, наевшись вдоволь пышно разросшегося чертополоха и сочных бамбуковых побегов, он совершал традиционный послеобеденный моцион - весело насвистывая какой-нибудь легкомысленный опереточный мотивчик, расхаживал в своем шуршащем непромокаемом макинтоше под самым носом у голодных приятелей, которые, съежившись под зонтиками и стуча от холода зубами, сиротливо ютились у подножия холма.

Легко себе представить, какие чувства обуревали несчастных хищников при виде этого сытого и беззаботного травоядного.

Мучительная пытка продолжалась изо дня в день!

В самом деле, каково было гордому льву смотреть на то, как какой-то фатоватый хлюст тучнеет прямо у него на глазах, а он, царь зверей, хиреет не по дням, а по часам и вот-вот от голода протянет ноги!!!

- Да пропади пропадом весь этот дурацкий политес! - гаркнул подстрекательски однажды вечером ворон (благородный верблюд был как раз на премьере). - Отправить этого самодовольного пижона на сковородку, и вся недолга! Кого-кого?.. Читракарну, конечно! Все эти чертовы вегетарьянцы навроде глота-телей огня - так что же теперь, и нам святым духом питаться?.. Бусидо! Что за чушь! Какое может быть бусидо, когда жрать нечего?! Нет, вы только посмотрите на нашего льва... Да ведь он уже давно похож на собственное привидение! Выходит, нам всем

теперь один конец - подохнуть голодной смертью? Это что, по-вашему, тоже бусидо?

Пантера и лис хмуро кивнули, признавая правоту вещей птицы.

Лев внимательно выслушал заговорщиков, и обильная слюна предательскими ручейками побежала у него из пасти, когда бесстыдная троица, ничтоже сумняся, предложила ему пустить верблюда на мясо.

- Что? На мясо? Читракарну? - возмутился лев, сглотнув обильную слюну: уж очень соблазнительным было предложение! - Даже думать не смейте, об этом не может быть и речи! Вам бы только утробу свою ненасытную набить, а ведь я дал слово чести! - И он, пылая праведным гневом, стал возбужденно расхаживать взад и вперед.

Однако хитрый ворон не дал себя смутить:

- Ну а если он сам тебя об этом попросит?

- Гм... ну что ж... гм... это уже другое дело... - после долгого раздумья промямлил щепетильный в вопросах чести лев. - Только к чему эти воздушные замки?

Ворон довольно крякнул и бросил в сторону пантеры многозначительный взгляд, черная кошка очень хорошо поняла этот немой намек и, согласно склонив голову, принялась задумчиво рассматривать свои безукоризненно отполированные когти.

В это мгновение вернулся благородный верблюд - аккуратно повесив театральный бинокль и трость на сук, он, следуя правилам хорошего тона, уже открыл было рот, чтобы изречь несколько остроумных сентенций по поводу нашумевшей премьеры, но его опередил спланировавший с дерева ворон: