Рассвет на чужой планетой - Галина Львовна Романова
Шрифт:
Интервал:
Но рискнуть надо. Надо просто потому, что другого выхода из ситуации нет во всех смыслах слова. И не надо тут припоминать альтернативу со взрывом корабля! Такой выход… это капитуляция перед обстоятельствами. Никому от этого хорошо не будет. Те веганцы, которые не погибнут при взрыве корабля и не пострадают от взрывной волны, окажутся надолго отрезанными от цивилизации. А что до людей… от них останутся только молекулы.
— Хорошо. Через пять минут вы войдете в рубку. Засекайте время!
— Погодите! — окрик капитана застал штурмана уже в прыжке. Матеря себя на все лады, Минк обернулся на дверную панель:
— Что еще?
— Вы…я задам этот вопрос позже. Когда вы откроете дверь.
Мужчина кивнул, пятясь к терминалу.
Активировать программу и выйти в инфранет было делом пары секунд. Несколько дольше было выбирать адрес. Поколебавшись, Минк выбрал старый адрес той военной базы, к которой был приписан. В качестве пароля ввел свой старый позывной. Если там остался хоть кто-то из «дедов», они сразу поймут, что все серьезно и возьмут дело в свои руки.
Сообщение было коротким. Примерные координаты. Короткое описание аварии. Эвакуация и спасение. Ссылка на то, что все подробности скрыты в «черном ящике» кораблей. Просьба о помощи. Заархивировать. Отправить.
Мягкий звонок дал понять, что письмо ушло.
И Минк вздрогнул, почувствовав прикосновение. Понял, что какое-то время не дышал.
— Все? — Валентина смотрела так, как никто и никогда на него не глядел. Никто, даже Рози. Нет, Рози смотрела. Один раз. Когда ее муж остался в пропавшей десантной группе и Минк был единственным, кто вызвался слетать и проверить в последний раз, живы ли люди. Проверил. И привез. Живым. И понял, что так его никто никогда не будет любить и ждать.
А вот теперь нет Рози. И девушка, которая приняла ее последний вздох, смотрит на него так…
— Все, — сказал он.
— Тогда…
Минк даже вздрогнул. Нет, он подозревал, что веганцы так просто не сдадутся. Но в глубине души жила надежда, что все это закончилось, и можно, наконец, отдохнуть. Увы, отдыхом даже не пахло.
— Что еще?
— У меня, — лицо капитана на экране было как-то странно перекошено, — к вам… просьба.
Ну, этого следовало ожидать! Штурман даже улыбнулся — сбывались его подозрения.
— Говорите, я слушаю…
Но исполнить не обещаю.
— Я, — капитан говорил медленно, словно через силу, — вынужден просить вас об… Это в ваших интересах… Дело в том, что я остался без одного члена экипажа… Полет, как вы понимаете, продлится несколько дней. Все может случиться… С неполным экипажем полет будет сопряжен с определенными трудностями и вы могли бы… в качестве жеста доброй воли…
Ах, вот оно что! Минк почувствовал одновременно веселье и растерянность. Нет, ну каковы эти синекожие! Сперва обращаются с ними как с преступниками, а потом «жест доброй воли»! Однако предложение было интересным.
— Кого у вас не хватает?
— Первого пилота. Я, конечно, могу обойтись и одним, но… если бы вы могли помочь…заменить собой…
— Хм… А что случилось с вашим первым пилотом?
— Он… чересчур близко к сердцу принял то, что произошло в коридорах. С вами. Настолько близко к сердцу, что ближайшие несколько дней, наверное, проведет в медотсеке, напичканный медикаментами. А потом, во избежание осложнений, будет помещен в изолированное помещение, под строгое наблюдение, дабы…
— Понял, — Минк развеселился окончательно. — Я согласен.
— В таком случае… я могу войти?
Штурман чувствовал себя хозяином положения. Капитан веганцев просит у него разрешение подняться на мостик его собственного корабля! М-да, выходит, террористом быть все-таки удобнее, чем честным человеком! Другое дело, что во всем прогрессивном мире с террористами и захватчиками переговоров не ведут. Их предпочитают расстреливать, даже при наличии заложников. Десяток прикончат — остальные призадумаются.
— Можете, — помедлив, разрешил он. — Сейчас.
С трепетом ожидавший, когда же наконец отъедет в сторону дверная панель, открыв ему доступ в рубку управления, Сомба услышал за спиной шорох. Обернулся. Позади стояла Лонг, и, судя по выражению ее лица, она стояла тут довольно давно.
— Ты… зачем здесь? — это прозвучало как-то слишком грубо, но он ничего не мог с собой поделать.
— Я, — она сделала шаг, — пришла к тебе.
— Зачем? Мне не нужна помощь. Я справился сам.
— Я знаю, — она мягко кивнула, делая еще один шажок. — Я слышала.
— Все?
— Нет, не все. Но… ты был великолепен!
— Вот как? — на душе была горечь. — И только-то…невелико достижение.
— Не наговаривай на себя! Ты сделал то, что не смог бы каждый второй. Ты, может быть, единственный, что мог бы договориться с этим землянином. Спасибо тебе. Я тобой горжусь.
— А я — нет!
Сомба зажмурился, прогоняя красочные видения будущего. Он опозорил свой народ. Предал идеалы, за которые сражались его соплеменники. Многие ветераны еще живы. Да, они проиграли эту войну — уриане сурово осудили действия народа куа против людей — но они сделали все, что могли. Они честно пытались остановить экспансию человечества, которое стремительно захватывало космос. И не их вина, что все пошло не так. Но память каждый из народа куа обязан был хранить, как и следовать традициям. А он… То, что он совершил, подсудное деяние. Даже если принять во внимание чрезвычайную ситуацию с крушением человеческого звездолета, все равно, он обязан был поступить по-другому. И по возвращению его наверняка ждет разбирательство, приговор и разжалование без права занимать руководящие должности. Убийство мирного жителя, тяжелое ранение одного из членов экипажа, захват заложников, убийство заложника… Ох сколько всего ему предстоит! Как это тяжело!
Он тяжело оперся ладонями о стену, сутулясь. Дышалось с трудом. Кружилась голова. Перед глазами прыгали разноцветные кружки.
Нет! Успокоиться! Он пока еще капитан «Шхеха» и обязан подавать всем пример стойкости. Он исполнит обещание — а там будь, что будет.
За спиной опять послышался шорох, а потом две руки крепко обняли его вокруг груди, прижалась щекой куда-то в область лопаток, уткнувшись носом.
— Мы вместе, — обжег его кожу жаркий шепот даже сквозь комбинезон. — Только ты… будь рядом, ага?
Острый нос ощутимо ткнулся ему в спину, и Сомба-99 медленно выпрямился, одной рукой накрывая обе женские ладошки. Мелькнула шальная мысль, согревшая душу — он был не один. И потом — ведь Такту-101 все равно в отключке. И кто у нас старший по званию и ответственности? Правильно, Сомба! Значит, первое и последнее слово должно остаться за ним. Ну, а результаты вскрытия застреленного лаборанта так легко подделать или опровергнуть.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!