Королевская канарейка - Анна Кокарева

на четыре стороны света. Видишь эту звезду, яркую, и чуть пониже зелёную?

Всмотревшись в небо, я поняла, куда он указывает, и кивнула.

— Это Эарендиль. Кстати, хорошая ночь, и луна полная, — с довольством в голосе.

Алиен чёртов!

— Первую руну режешь, повернувшись к Эарендилю лицом, это будет север, остальные по другим сторонам света. Самый простой контур, дёшево и сердито. Режь остальные, — и отдал нож.

То, что в его исполнении казалось таким простым, мне давалось тяжело, и чувствовалось, что Глоренлин с трудом сдерживается, чтобы не накричать на бестолкового ученика. Тяжело вздыхая, затирала землёй и резала снова, вспоминая, как один мужик учил жену парковаться, стреляя из пистолета. На эту новость сетевые тролли отреагировали мемчиком, в котором спрашивалось: «А как ещё, Карл?»

Однако педагогические таланты Глоренлина не казались мне сильно продвинутыми. Ну погоди, моими молитвами у вас скоро новое поколение шаманов начнёт подрастать, ужо наплачешься с ними! Эта мысль утешала меня, и я почтительно и торопливо упражнялась, пока сенсей Глоренлин не остался доволен. Иногда он вскидывал чётки, и мне доставалось, если я не реагировала достаточно быстро. Младенчик в ельнике периодически умолкал, а потом снова начинал плакать, да жалобно так, и это бодрило. Боже ж ты мой, где оно, сегодняшнее утро, в котором я чистенькой нарядной богиней, осыпаемой розовыми лепестками, изволила преклонять слух к словам всего лишь Великого шамана! Как изменчива жизнь, эхе-хе…

Однако ж, зачем он меня, такую не приспособленную к подобным приключениям нежную птичку, сюда притащил? И что за болото подозрительное всего в трёх часах скачки от дворца? Почему Трандуил давно его не изничтожил?

— Богиня, после, всё после… — сквозь зубы, — надо поторапливаться.

Глоренлин стёр ногой столь старательно мною нацарапанную руну и вышел из круга, пригласительно махнув рукой. Обречённо пискнув про себя, последовала за ним. Неровные отсветы костра почти не виделись от кромки трясины, к которой мы подошли, но темно не было: на поверхности смоляной грязи, подёрнутой ряской, вспыхивали голубые искорки; кочевали над поверхностью стайки болотных огоньков; мертвенно светились гнилые пеньки, торчавшие из воды. Там, где вода собиралась в лужицы над более густой грязью, она сама светилась изнутри голубоватым. Сглотнув, вспомнила путешествие Фродо по трясинам, сопровождавшееся подобной инфернальной иллюминацией. Потусторонний шёпот Глоренлина много способствовал атмосферности действа — но не моему спокойствию. Понимание, что шаман, скорее всего, контролирует ситуацию, успокаивало гораздо меньше, чем в начале ночи. Ёжась, думала, что вот истинно правдивый сидхе: сказал, что напугает до икоты — и ведь сдержит слово!

В заключение Глоренлин неуловимым движением достал что-то, похожее на большой чёрный коготь, и резанул себя поперёк ладони, после чего требовательно взглянул:

— Протяни руку.

Протянула и ощутила жжение; поперёк моей ладони тоже протянулась полоса крови, чёрной в этом свете.

— Молодец, молодец… не надо сейчас бояться, всё будет хорошо, — его горячая окровавленная ладонь обхватила мою, наши пальцы переплелись, он сдавил мою руку своей и протянул над трясиной. Кровь капала, Глоренлин шептал.

Слушая его шёпот, удивлялась своему бесстрашию — даже когда из чёрной жижи показалось что-то ещё более тёмное, чем она, и приняло дар.

— Теперь, моя бесстрашная, возвращайся к костру, — еле уловимая насмешка, мешающаяся с уважением.

Сам же повернулся в другую сторону. Жалобно спросила, куда это он, и получила эпичный в своей безмятежности ответ:

— В кустики.

Дорысив до костра, сидела на брёвнышке и жалась к огню, думая, что, кажется, подвижничество не помешало светочу духовности получить непрофильное образование и завести немножко связей с тьмой. Видимо, для общего развития. Многогранная личность.

Надеялась, что голос из ельника не выберет это время, чтобы познакомиться со мной. Поймала себя на том, что постукиваю зубами, и постаралась расслабиться, но подпрыгнула, когда шаман чёрной тенью возник в круге бросил мне на колени пук какой-то травы. Заметив, как я дёрнулась от ужаса, он тут же вскинул чётки, и я, на автомате уже, прикоснулась к ним духом. Благосклонно кивнув, довольный Глоренлин присел над кругом. Заново вырезая руну, пояснял:

— Если круг нарушался, его нужно восстановить и начертать Мираис снова.

Я в его присутствии успокоилась и с интересом начала копаться в травке. Это оказалась земляника. Такой огромной никогда не видела, и она была очень душистая и сладкая. За брёвнышком оказался спрятан котелок. Вылив туда воду из фляжки и запихнув пучок земляники, шаман подвесил его над огнём и присел рядом. Ночь тут же стала милее — мирный костерок, чай шумит, закипая… хорошо.

— Божественная, не удивляйся рассаднику нечисти невдалеке от дворца… — Глоренлин более никуда не торопился, и голос его стал певучим. — Это полигон, на котором оттачиваются навыки противостояния болотным порождениям тьмы. Болото ограждено со всех сторон заклинаниями, но внутри старательно поддерживается местный биоценоз. Более того, каждый шаман считает долгом заселить сюда, по возможности, ещё какую-нибудь гадость, так что плотность и разнообразие флоры и фауны здесь поистине велики.

Ага… то есть, что ни найдут говна, всё сюда тащат, в заповедничек… А меня-то за что?

— Неужто тебя не развлекает эта прогулка, Блодьювидд? — вкрадчиво осведомился шаман, и, не ожидая ответа, продолжил:

— Я просто хотел, чтобы ты привыкла в любой ситуации, в любом душевном состоянии отвечать на мой зов, и счёл посещение болота полезным для этого. Кроме того, в свете артефакта, подаренного тебе Ланэйром Ирдалирионом, ты можешь кое-чему научиться.

Помолчал и неохотно добавил:

— Он иногда провидит и чувствует то, что скрыто, хоть к магии способностей не имеет. Любопытная личность. Если Ланэйр подарил тебе «Умертвия» и артефакт, я на всякий случай научу тебя, как избежать нечистой смерти.

Ирдалирион… отчество-то какое красивое. Как он сам. Но провидения такие мне вовсе не нравятся. Задумалась, отвлеклась и снова подскочила от ужаса: на границе круга сидел на корточках младенец. Ну как младенец — кривые рахитичные ручки и ножки, огромная голова и плошки глаз, в свете костра отсвечивающие кроваво-красным. Сидел молча, неподвижно, но, заметив мою реакцию, попытался переступить черту. Не смог и разочарованно, по-птичьи защебетал:

— Съем… Съем… Съем-съем-съем! — и тоненько жалобно заплакал, перекосив личико. Стали видны кривые жёлтые клыки в раззявленной пасти.

Очнулась от костяного звука брякнувших чёток и заученно прикоснулась к ним сознанием, и только потом поняла, что сижу, прижавшись к Глоренлину, панически вцепившись в его предплечье. Заставила себя разжать хватку и отодвинуться, стараясь привести дыхание в норму.

— Кладбищенский гхол. Я привёз его из путешествия по Сиале. Где-то тут ещё пара штук должна шляться… если не съели друг-друга, — в голосе шамана появилась лёгкая озабоченность.

Придвинулся