Когда я вгляделся в твои черты - Victoria M. Vinya

сердце мятежный восторг освобождения. Она разделась целиком и легла на одеяло. Её губы изогнула чертовская ухмылка, а сердце затрепыхалось от счастья. Голодные руки стали блуждать по телу, а в мысли бессовестно врывались запертые когда-то на замок фантазии: Микаса позволила выбраться им всем — нелепым, гротескным, очаровательным, развратным и немыслимым! Она смело двигала бёдрами навстречу наслаждению и кричала. Шестнадцатилетняя девчушка, боявшаяся мечты о покинутом ею мальчике и затыкавшая себе рот в разгар утех с самой собой, глазела на неё из противоположного угла спальни чернильными блестящими зрачками. Сломанная, поруганная куколка — униженная крошка, страшившаяся собственного взросления.

― Смотри, как это делается, глупая! ― решительно сказала призраку своей растоптанной юности Микаса. ― Смотри и заруби на носу: я не стану завтра хорошей и не перестану думать о нём. И послезавтра не перестану. Никогда! Никогда!

Микаса углубила ласки, вперив полубезумный взгляд в потолок: она могла сорвать с него любой сладкий образ и сделать своим. Ей не было стыдно. Не было горько. И она продолжала захлёбываться громкими стонами, зовя своего Эрена. Он опустился на постель рядом с ней ― неловкий лохматый мальчуган с испачканными садовой грязью руками, нежный и чуткий первый любовник, горячий и смешной мужчина её мечты ― родственная душа, надежда и свобода. Она звала его и задыхалась от слёз и блаженства. От любви к себе и прощения. Изнасилованное запретами и ложью тело содрогалось от интенсивных движений ловких рук. Микаса дарила себе Эрена с трепетом и заботой, с похотью и чистотой. Ещё и ещё.

Несколько раз скользнула пятками по одеялу, вжалась затылком в подушку, отпустив последний протяжный всхлип, утёрла слёзы и приложила к груди кулачок. Она рассмеялась в лицо своим страхам. Микаса больше не пряталась от себя.

«Никакой ты мне не самый лучший друг. Ты всё-всё на этом белом свете!»

Микаса твёрдо решила: сначала необходимо вернуть себе почву под ногами, справиться с душевными травмами и уж только потом снова врываться в жизнь Эрена. Она не собиралась обременять его своими проблемами и боялась, что вновь может всё разрушить из-за неразрешённых внутренних конфликтов.

Её психотерапевтом стала жизнерадостная молодая специалистка, всегда собранная и лёгкая в общении. Первые сеансы давались тяжёло, и приходилось углубляться в истоки детской боли: незажившую сердечную рану из-за смерти отца, чувство отверженности отчимом, вину за все проблемы в семье. Микаса пролила бессчётное количество слёз и временами даже намеревалась закрыться обратно, прервав терапию, но всякий раз преодолевала чудовищные страдания и пыталась разобраться в своих переживаниях под чутким наблюдением.

Первую неделю она приходила на терапию каждый вечер, и как только появились ранние успехи, график посещения стал менее плотным. Ей назначили препараты, и самочувствие Микасы значительно улучшилось. Она делилась с доктором тем, как продвигается её испытательный срок на работе, позитивным сдвигом в отношениях с матерью и главным образом налаживанием дружеских связей.

По совету специалистки, она старалась уделять достаточное внимание общению с подругами — заполняла пробел, образовавшийся в младшей школе из-за того, что над ней издевались сверстницы. Времяпрепровождение в женской компании, поначалу приносившее толику неловкости, постепенно обернулось интересным открытием — есть вещи, которые не обсудишь с Армином. Особенное удовольствие и комфорт ей дарили встречи с Сашей, поскольку Блаус была ей ближе прочих подруг ещё со школьных времён. В начале июля Микаса даже успела завязать приятельство с коллегой из галереи, с которой работала посменно. На прежнюю хандру у неё буквально не оставалось времени. Незнакомая, полная сомнений и поисков жизнь распахнула милосердные широкие объятия, вцепилась крепко и не собиралась отпускать. Микаса стала забывать и тоску по Эрену. «На него у меня тоже не осталось времени?» — вопрошала она себя в свободные минуты.

К тому же в доме уже вторую неделю гостил дядя Леви с супругой, что приносило Микасе радость и чувство защищённости. В отличие от матери, которая в силу заскорузлости убеждений не особенно понимала надобность психотерапии, на Леви стремления племянницы подействовали воодушевляюще. Он частенько интересовался тем, как проходит лечение и ненавязчиво обсуждал по вечерам с ней результаты.

Микасе казалось, что всё идёт гладко, пока на терапии не пришло время подробно обсудить роль Эрена в её жизни. Даже говоря открыто, она не могла перестать вкладывать в каждое слово стыд и отвращение к себе, описывала свои чувства пространными фразами и испытывала тревогу, когда в ответ слышала: «ты идеализируешь его из-за чувства вины», «если Эрен решил, что ты его достойна, значит, так и есть ― он сам выбрал тебя», «ты манипулировала им», «ты не виновата в том, что ставила собственные потребности превыше Эрена», «судя по твоим словам, он не давал повода усомниться в своей искренности: ты демонизировала в нём возможность подвоха из-за травмирующего опыта общения с другими мужчинами». В попытке разобраться психотерапевт не могла ухватиться за определённость в словах своей пациентки. И чем больше обтекаемых формулировок подбрасывала Микаса, тем становилось сложнее.

— Я всё-таки должна спросить прямо, чтобы в дальнейшем у нас была полная ясность: ты любишь его? ― уточнила специалистка.

— Да! — уверенно ответила Микаса, вытаращив глаза.

— Что «да»?

— Ну, да. Ответ на ваш вопрос: да.

Психотерапевт оценивающе оглядела её, взяв короткую паузу, и продолжила:

— Скажи тогда, пожалуйста ― произнеси это полностью вслух.

― Я… Я… ― промямлила Микаса, побледнев от ужаса. ― Я люб…

Она прикрыла ладонью рот, и её щёки оросили слёзы. Микасу трясло и тошнило. Она обхватила себя за плечи и зарыдала. Казалось, она провела в столь жалком состоянии целую вечность и сгорала от стыда и боли. Доктор приблизилась к ней, погладила по плечу и протянула рулон бумажных полотенец. Дав пациентке возможность справиться с приступом, она спокойно заговорила вновь:

― Мы можем продолжить или ты пока не готова?

Микаса закивала.

― Скажи, почему ты не в состоянии это произнести? Ты не можешь? Не хочешь? Или ты всё-таки не любишь Эрена?

― Кажется, я физически не могу… не могу открыть рот, ― прогнусавила в салфетку Микаса, осознавая необъятный масштаб проблемы. ― Но я не лгу. Я и правда его… Я его… Да блядь! ― шлёпнув ладонями по подлокотникам, выругалась она. ― Боже, простите, пожалуйста…

― Что ж, это неудивительно, потому что до брака ты не могла понять своих чувств, а после жила с установкой мужа, что «любить Эрена нельзя». Буквально. Но ещё на первом сеансе мы определились, что твоё желание быть с ним ― одна из главных причин, почему ты здесь, поэтому