Избранное - Леонид Караханович Гурунц

class="p1">— Надо предупредить узунларцев, — горячо зашептал Айказ.

Я вызвался первым.

Айказ, сразу взявший бразды правления в свои руки, отверг мою просьбу.

Он сказал:

— С тебя хватит: к партизанам ездил, в дом хмбапета забирался. Пусть теперь другие покажут себя.

Было решено: в Узунлар пойдут Вачек и Сержик.

Поодиночке мы направились в сторону знакомого пригорка. От нас к Узунлару тянулась большая колесная дорога, изрезанная колеями. Окольными путями, оставив в стороне дорогу, мы взобрались на пригорок, откуда открывался вид сразу на оба селения.

Позади нас мелькали огни нашего села; впереди, в котловане, окруженные огородами, фруктовыми деревьями и виноградниками, раскинулись дома Узунлара. Вечерний Узунлар мало похож на себя, в ночном мраке он многое терял. Сейчас поздний час, во многих домах не горит свет. Люди спят. Бедняжки, спят себе спокойно, не подозревая, что готовят им папахоносцы.

Вачек и Сержик, преисполненные нескрываемой гордости за порученное дело, отделились от нас, исчезли в темноте. У меня что-то оборвалось внутри, но я ничем не выдал своего внезапного страха за судьбу товарищей! Ведь они могли в темноте наскочить на дозорных, будь это дашнаки или кочи, одинаково было бы им худо.

— Счастливо обернуться, — послал я им вслед.

Мы расположились в кустах и тревожно вглядывались в даль, в темноту ночи, где Узунлар только угадывался. Нет, вру, кое-где еще тускло светились огни.

— Вот дом Боюк-ага-балы, — сказал Васак, показывая на огонек.

— А вот тот, где мигает, дом Исмаила. Это который по-армянски не хуже священника разговаривает, — заметил Мудрый.

Интересно, который из них дом моего кирвы, маленького Али?

Мы знали многих жителей этого села. Они часто приходили к нам. О ровесниках и говорить не приходится, с ними нас связывала дружба.

— А как думаешь, Айказ, — спросил Сурен, — так и нападут ночью и станут убивать их в постели?

То ли от холода, то ли еще от чего, Сурен держал под мышками пальцы, как делают, когда хотят отогреть руки.

— Нет, — мрачно пошутил Айказ, — придут в дом, осторожно потрогают за плечо спящего хозяина и скажут: «Вставай, Боюк-ага-бала, пришли тебя резать».

— Это трусость — убивать спящего! — сказала Арфик. — Спящего и змея не трогает.

— То змея, а то дашнаки! — бросил Варужан.

Ночь была темная-темная. В кустах тревожно ухала выпь. Листья тихо шелестели вверху. Где-то куковала кукушка, кому-то отсчитывая, сколько ему жить.

Сурик, конечно, тут же. Как можно без него. Свернувшись калачиком, он вздрагивает при каждом шорохе.

Что греха таить, многие из нас настороженно прислушивались, готовые броситься в бегство от первого же звука «колотушки»: существовало поверье, что ночью покойники выходят из могил и ходят по земле, постукивая костями.

Превозмогая страх, мы сидели в кустах, а ночь тянулась и тянулась. Где-то рядом хрустнула ветка. Вернулись наши посланцы.

— Ну, предупредили?

— Как же! Еще советы подавали, как встречать налетчиков, — откликнулся Сержик. — Только они уже знают, еще днем побывали взрослые, — закончил он разочарованно.

Вачек хмуро отмалчивался.

— Понятно! — воскликнул Арам. — Взрослые не могли сидеть дома, если такое готовится против друзей.

Сержик махнул рукой.

— Это ничего, что взрослые опередили нас, — сказал он в раздумье, — боюсь, как бы не получилась настоящая война! Как в Шуше…

— Не получится. У дашнаков кишка тонка начать войну, — рассудительно заметил Мудрый.

Уже рассветало, когда под горой, со стороны нашего села, замелькали согнутые тени. Еще минута — и мимо нас с винтовками в руках побежали люди. Среди них я сразу отличил Карабеда. Он двигался на карачках, по-лягушечьи припрыгивая.

— Так вот цена твоим словам, Карабед, — послал я ему вслед, злорадствуя.

Кто-то впотьмах, налетев на спрятавшегося в кустах Сурена, растянулся во весь рост.

Да это же дядя Мухан!

Выругавшись, он встал и, удобнее перехватив винтовку, хотел было бежать дальше, но мы выскочили ему навстречу.

— Ба! Тут целый выводок.

Он хотел еще что-то сказать, но успел только погрозить пальцем. На него налетел офицер с маузером в руке и погнал его вперед.

Со стороны Узунлара вдруг грохнул ружейный выстрел. Такой прием не входил в расчеты дашнаков, и передние ряды смешались. Я видел, как Карабед метнулся за куст и оттуда за все время перестрелки носа не показывал.

Из нгерцев пострадал один дядя Мухан. И то от дашнаков. Его ранил офицер, который увидел, как дядя Мухан стрелял в воздух. Не запятнали наши односельчане дружбу кровью. И сами не попали под выстрелы друзей из Узунлара. В эту ночь многие не вернулись домой. Не пожелав идти войной на Узунлар, они бежали к Шаэну.

Дед был вне себя от радости.

Узунлар не стал жертвой ночного разбоя, как этого хотели дашнаки.

XI

На Нгер свалилась новая беда. Баграт, накануне взявший со склада Вартазара муку, занемог. Этот случай, может, не всполошил бы весь Нгер, особенно сейчас, когда еще не успела отзвучать в ушах ночная перестрелка с Узунларом, если бы вместе с Багратом не заболели еще несколько односельчан, тоже польстившихся на залежалую американскую муку.

К вечеру, когда Баграту стало плохо, он прислал за дедом.

Встревоженный дед побежал на вызов.

Еще за три дома от дома Баграта он дважды набожно перекрестился. Должно быть, в доме больного уже зачадили ладаном, его острый запах дошел до деда. Он ускорил шаги.

На крыльце его встретил священник с самозваным причтом, который был не кто иной, как гахтакан Акоп. Но бог ты мой, какой Акоп! Будто все его семь колен в помазанниках ходили. Будто за ним самим пришел Азраил.

Дед немало был удивлен, встретив их на крыльце дома Баграта. Как известно, наш священник не любил отпевать покойников, не то что причащать их перед смертью.

Дед холодно посмотрел на гахтакана Акопа, дери-чурупа, нахмурился.

Так или иначе, скорбные фигуры священнослужителей не предвещали ничего доброго. Но все же дед спросил:

— Батюшка, что стряслось с этим домом? Как больной?

— Смотря что вы ему желаете, — за батюшку откликнулся Акоп, не моргнув глазом. Он даже улыбнулся.

Дед поперхнулся от такой откровенности.

— Машалла! — только сказал он и прошел в дом.

Баграт приподнялся на локте.

— Прости меня, уста Оан! Не послушал я тебя, эту проклятую муку взял…

Было уже поздно, когда дед вышел от Баграта.

На крыльце, на том же месте, стояли священник с Акопом. При виде деда они задвигались, зачадили ладаном.

— Ну как, уста Оан? — теперь спросили у него священнослужители.

— Это смотря чего желаете, — ответил дед, в свою очередь улыбнувшись.

На другой день по дороге в гончарную мы с дедом завернули проведать больного.

— Вот она, милый человек, их помощь! — сказал дед, пристроившись у края