Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша

Древние хартии, так никем и не отмененные, гласили, что, кроме герцога, Совет паладинов может созвать его старейшина или же не менее семи его членов и что Совет вправе лишить герцога короны и вернуть себе всю полноту власти, но об этом почти забыли. Оказавшиеся в Идаконе паладины были неподдельно удивлены, получив знаки, призывающие их срочно и тайно собраться в Башне Альбатроса. На знаках стояли три печати: Морской Лев Димана, Черная Чайка старого Коннака и Морское Сердце Лагара, самого младшего из паладинов, бесшабашностью и везучестью напоминавшего Счастливчика Рене в лучшие его годы. Всех троих в Идаконе уважали и любили, потому в назначенный час Башня Альбатроса приняла всех приглашенных.

Эландцы не жалели сил и средств на украшение своих женщин и своих кораблей, однако мужчина признавал лишь одну роскошь — оружие. Расфуфыренные арцийские кавалеры и изнеженные вельможи Канг-Ха-Она со своими серьгами и подведенными глазами вызывали у маринеров лишь презрительные ухмылки. Моряки, бродяги и воины даже в великие праздники одевались подчеркнуто скромно — темное платье с небольшим воротником, капитанская цепь на шее, родовое кольцо или браслет; обязательный для любого нобиля Благодатных земель плащ с сигной — и тот в Идаконе надевали лишь во время церемоний, хвастаться же древностью рода или сколоченным предками богатством и вовсе считалось неприличным. О твоих подвигах должны рассказывать другие, маринер не нуждается в ярких тряпках с сигнами — на родине его должны знать в лицо.

Собравшиеся в Башне Альбатроса знали друг друга не первый год. Они молча входили в Зал паладинов, кивали пришедшим ранее и занимали свои места. Последним, как и подобает, вошел старейшина Совета Эрик-Фаталь Коннак — именно он впервые привел молодого Рене на корабль. Тогда волосы Коннака были темно-русыми, а серые с прозеленью глаза зорче, чем у морского орла. Двадцать лет назад старый Эрик по доброй воле снял с себя цепь Первого паладина и надел ее на шею своему любимцу Счастливчику Рене. Если кто из Совета вначале и удивился, то теперь никто не сомневался в правоте Эрика Коннака, и вот теперь он зачем-то созвал паладинов. Коннак властно поднял руку, требуя тишины.

— Братья, — голос старого морехода все еще мог перекрыть рев бури, — братья! Давно Совет паладинов не созывался столь внезапно, и никогда мне не приходилось сообщать ему столь тревожные новости. Эланд стоит на грани войны с Таяной. Счастливчик исчез, есть серьезные подозрения, что он предательски убит. В то время как я вам это рассказываю, в Замке Западного Ветра герцог Рикаред ведет тайные переговоры с послом самозваного регента Таяны Михая Годоя…

4

— Ну что ж, попрощаемся.

— Чушь! — Рене досадливо отбросил со лба прядь волос. — У нас с тобой один путь — в Эланд. То, что творится в Таяне, ждет. Мертвых не воскресить, надо подумать о живых…

— Я и думаю о живых. — Роман сам удивился твердости своего голоса. — Я обещал Марите вернуться за ней и перестану уважать сам себя, если не сдержу обещания. К тому же в Высоком Замке творится что-то странное, хотелось бы знать, что именно.

— Марита и Лупе встретят нас в Идаконе, а забираться в Высокий Замок я тебе не советую. Твоя жизнь принадлежит не тебе, а всем Благодатным землям.

— Звездный Лебедь! Хорошего же учителя осторожности послала мне судьба!

— Да уж, — Аррой звонко рассмеялся, запрокинув назад белую голову, — чему-чему, а осторожности я тебя точно научу!

— Храбрость часто является спутницей глупости, — безапелляционно изрек рассевшийся на нагретой кочке Жан-Флорентин, на мгновенье отвлекшись от охоты за окрестными комарами. Есть их философский жаб, не нуждающийся в материальной пище, не ел, но сам процесс охоты доставлял ему несказанное удовольствие.

— Золотые слова, дружище, — все еще смеясь, откликнулся адмирал. — Роман, я ведь не просто так прошу. Судя по тому, что ты рассказал, добраться до Идаконы мне будет непросто…

— Об этом я не подумал, — нахмурился эльф. — Я могу изменить твою внешность, но Годой владеет магией, его это вряд ли обманет… Решено, едем вместе, но я сразу же вернусь за Маритой. Зря она осталась в Гелани, не в добрый час тарскийский кабан вспомнит о ее существовании…

— Хорошо, поедем через Гелань, — предложил эландец. — Вряд ли Михай станет искать нас под самым носом.

— Если ты спешишь в Эланд, — Эарите появилась незаметно, словно возникнув из легкого болотного марева, — вам придется расстаться. Ты скоро будешь у большой воды, но для порождения Света этот способ не годится.

— Да уж, — отозвался Жан-Флорентин, — Водяной Конь никогда не подпустит к себе эльфа…

— Водяной Конь? — Рене недоуменно воззрился на хозяйку Тахены.

— Он пройдет везде, где есть вода. Когда доберешься до моря, отпусти его, и он вернется ко мне.

Болотница сощурилась, вглядываясь в зеленый мох, и кочки разошлись, открыв бурлящую полынью черной воды, из которой стремительно выскочил черный же жеребец с белоснежной гривой и хвостом. Конь топнул ногой и громко и вызывающе заржал, подняв зеленоглазую голову. Хозяйка Тахены положила руку на лоснящуюся холку:

— Это Гиб, вернее, одно из его обличий. Самое удачное, на мой взгляд. — Вороной обиженно тряхнул головой и вновь ударил о землю полупрозрачным копытом. — У него есть премилая привычка являться людям, соблазнять их прокатиться, а затем тащить в пучину. Он находит подобные шутки очень смешными, тем более что спрыгнуть с него по собственной воле нельзя, но тебе ничего не грозит. Когда он тебе будет не нужен, сними уздечку, и он уйдет. Можешь не думать о дороге, Гиб знает, куда идти. Вода всегда отыщет пути к морю, а упасть с него тебе не грозит, даже если уснешь…

— Спасибо, Нерасцветшая. — Рене поднес к губам тонкие пальцы Эарите, и та неожиданно вздрогнула. — Жаль, я не могу облегчить твою ношу, но я сделаю, что могу.

— Долг каждого из нас сделать то, что больше никто не сделает, — уточнил Жан-Флорентин, уже вцепившийся в свой браслет.

— Он прав, как всегда. — Эландец, все еще прихрамывая, подошел к черному скакуну, накинул уздечку и легко вскочил на лоснящуюся спину. — До встречи, Роман!..

Последние слова донеслись уже издалека. Гиб сделал лишь один прыжок, но всадник скрылся из глаз.

1

Его святейшество Архипастырь Благодатных земель Феликс Первый с высоты Светлого Престола обвел глазами зал конклава, словно видя его впервые. Высокие узкие окна, забранные цветными витражами с изображением Посоха, тяжелые люстры со множеством свечей, фрески работы лучших арцийских мастеров… Напротив трона Архипастыря непревзойденный Суон Триго Старший изобразил Триединого. В центре — Он в своей первой ипостаси Творца, по правую его руку второе воплощение — Судия, слева — Спаситель, что придет в мир, когда люди искупят свои прежние грехи и заблуждения, дабы низвергнуть нераскаявшихся и провозгласить Царство Светлое. Ниже шли изображения святых, пророков и праведников, затем — фигуры архипастырей и мирских владык, известных своею добродетелью и приверженностью Церкви. Феликс отыскал глазами изображение Эрасти и в который раз подивился его схожести и несхожести с оригиналом. Что ж, пора… Собравшиеся клирики молча ждали слова Архипастыря. Феликс не заблуждался насчет их отношения к себе. Он был и остался чужаком и выскочкой. Покойный Филипп приблизил к себе искалеченного рыцаря, но тот не был плотью от плоти Церкви, в то время как большинство кардиналов приняли Посвящение еще безгрешными отроками.