Уинстон Черчилль. Власть воображения - Франсуа Керсоди

Такое происходило из-за отсутствия времени, поскольку внимание премьер-министра снова отвлекли французские дела. Союзники готовились высадиться во Франции, но с Комитетом в Алжире не было заключено никакого соглашения о гражданской администрации страны и остро встал вопрос о том, как же будут управляться освобожденные французские территории? Президент Рузвельт, настойчиво старавшийся игнорировать де Голля, предложил навязать Франции военное управление союзников – AMGOT, похожее на то, что устанавливалось на всех занятых вражеских территориях. Однако Иден, профессиональный дипломат, прекрасно знавший де Голля, вполне отдавал себе отчет, что такая мера приведет к разрыву с французским Комитетом национального освобождения; кроме того, он смотрел дальше сиюминутных военных интересов и не желал ставить все на карту англо-американского альянса, рассчитывая на хорошие отношения с Францией, которые помогут не допустить возрождения германского милитаризма после окончания войны. Он потребовал от Черчилля договориться с Рузвельтом о проведении трехсторонних переговоров по гражданскому управлению до высадки в Нормандии.

Черчилль сначала отказался «беспокоить президента ради этого в данный момент», но, поскольку пресса и британский парламент возмущались отсутствием договора с французами, был вынужден подчиниться. Рузвельт ответил отказом, и Черчилль, по-прежнему мечтавший об англо-американском партнерстве, не решился настаивать: «Мы не должны ссориться с президентом из-за де Голля», – написал он Идену 10 мая. Равно как не стоило портить отношения со Сталиным из-за поляков? За четыре месяца до того, принимая де Голля в Марракеше, Черчилль произнес красноречивые слова: «Посмотрите на меня! Я – вождь сильной и непобедимой нации. И притом каждое утро я просыпаюсь с мыслью, как же мне угодить президенту Рузвельту и как же мне поладить с маршалом Сталиным».

Это признание подчиненности и вытекающая из нее политика могли принести только жалкие плоды, особенно если ее последователь то и дело вмешивается в дипломатические дела по любому поводу и без повода. «Премьер-министр, – признавался Иден своему советнику Оливеру Харвею, – вмешивается во все и шлет налево и направо личные указания, причем в большинстве случаев с весьма плачевными результатами». Но этот неуправляемый всезнайка все же оставался талантливым организатором и гениальным импровизатором: план высадки в Анцио (его незаконнорожденное детище) был успешно осуществлен 22 января; он же приложил немало усилий для подготовки «Оверлорда». Волнорезы и плавучие бетонные дебаркадеры, использовавшиеся в операции, родились в его воображении еще двадцать лет назад, и на протяжении многих месяцев он непрерывно оттачивал концепцию их применения. Так, в августе 1943 г., пересекая Атлантический океан, он экспериментировал с моделями своих плавающих платформ в ванной каюты на «Куин Мери». Детские забавы? Ничуть: именно благодаря этим «мальберизам»[212]стала возможной высадка в Нормандии вне портовой зоны. Наш вдохновенный любитель внес еще один решающий вклад в дело победы в тот период. На балтийском и французском побережье были установлены направляющие для пуска ракет; что еще хуже, норвежский завод в Веморке, выведенный из строя диверсантами год назад, был полностью восстановлен, и имелись все основания опасаться, что он производит достаточное количество тяжелой воды, чтобы позволить рейху создать атомную бомбу[213]. «Было страшно подумать, – напишет физик Юджин Вигнер, – какой смертельной опасности подверглись бы десанты союзников, если бы бомба была сброшена в то время, когда она разрабатывалась». 16 ноября 1943 г. ВВС США сбросили тысячу тонн бомб на завод в Веморке, ничего не добившись. Тогда Черчилль надавил на свои секретные службы, и норвежские агенты МИ-5 («организации опасных дилетантов, порожденной больным воображением премьер-министра») блестяще справились с задачей: 20 февраля 1944 г. они пустили на дно озера Тинн транспорт с шестьюстами двадцатью литрами тяжелой воды для Германии. Так союзники были избавлены от большой проблемы всего за три с половиной месяца до начала операции «Оверлорд».

По мере приближения дня J Черчилль все больше нервничал, как первоклассник пред началом учебного года. Преследуемый воспоминаниями о Галлиполи, он очень боялся, что все закончится сокрушительным поражением и бессмысленной гибелью сотен тысяч молодых солдат. И заработала мощная машина черчиллевского воображения, как обычно выдавая сногсшибательные результаты (вернее, те, от которых хотелось присесть): «Почему бы не войти во Францию через Португалию?» Начальникам штабов, девять месяцев трудившихся над подготовкой высадки в Нормандии, предлагалось теперь подготовить новый план за одну ночь! Но, обсуждая его на следующий день, маршал Брук подчеркнул всю нелепость затеи и возмутился, что оперативные отделы штабов вынуждены тратить время на подобную ерунду. Тогда старый лев посчитал более правильным отступить.

Юг Англии превратился в огромный военный лагерь: восемь дивизий, сто восемьдесят тысяч человек, пять тысяч кораблей и одиннадцать тысяч самолетов готовились пересечь Ла-Манш и пойти на штурм вражеских позиций, которому должна была предшествовать высадка парашютистов-коммандос. Во втором эшелоне следовала армия из двух миллионов солдат. Их главнокомандующий генерал Эйзенхауэр не имел большого опыта, но командующие сухопутными, морскими и воздушными силами (соответственно Монтгомери, Рамсей и Ли-Мэллори) были талантливыми профессионалами. В гуще народа, занятого подготовкой самой крупной операции по высадке морского десанта за всю мировую историю, можно было заметить силуэт слегка горбящегося человека в шляпе-котелке и с сигарой в зубах, который неутомимо осматривал авиационные базы, корабли, снаряжение и оружие, расспрашивал солдат и давал советы их офицерам, даже задумал лично участвовать в деле на борту крейсера «Глазго»! Ни под Омдурманом, ни в Ледисмите или Антверпене еще не удавалось удержать Черчилля в стороне от решающего сражения. И кто знает, может, он снова покажет себя героем в рукопашной? Именно этого опасалось его окружение, поспешившее призвать на помощь единственного человека в мире, способного отговорить Уинстона от его замысла, – короля Георга VI. Потребовалось два монаршьих послания, вежливых, но повелительных, чтобы старый вояка поборол притяжение опасности. Но с 3 июня он переберется в Портсмут, поближе к театру военных действий, и разместится рядом со штабом Эйзенхауэра; из своего специального поезда он мог за всем следить и все контролировать. «Мистер Черчилль, – прокомментирует Иден, – проявил изобретательность, но комфорт при этом пострадал: было очень тесно, имелась всего одна ванная комната, находившаяся рядом с его купе, и всего один телефон. Черчилль почти не вылезал из ванны, а генерал Исмей все время сидел на телефоне, так что хотя физически мы находились ближе к театру военных действий, было практически невозможно что-либо делать».

Идену удалось уговорить премьер-министра пригласить генерала де Голля накануне высадки. Заставив себя долго упрашивать, генерал прибыл 4 июня в Портсмут, где Черчилль собирался принять его в своем штабном вагоне, рассказать за хорошим обедом о готовящейся операции и свозить к Эйзенхауэру. Но по уже известным нам причинам с французскими властями не было заключено никакого договора о гражданском управлении, Францию планировалось освобождать без их участия, союзники намеревались запустить в хождение на ее территории свои оккупационные деньги; генерал де Голль был поэтому в скверном настроении и после обычного обмена дежурными любезностями то, что должно было стать дружеским, сердечным франко-британским застольем, закончилось скандалом. «Я заметил, – сказал де Голль ледяным тоном, – что правительства Вашингтона и Лондона приняли решение обойтись без договора с нами. […] Не удивлюсь, если завтра генерал Эйзенхауэр по указанию президента США и с вашего согласия объявит о том, что берет бразды правления Францией в свои руки. И как же, по вашему мнению, мы должны себя вести при таких принципах? […] Давайте, воюйте с вашими фальшивыми деньгами!» Черчилль, которому все труднее удавалось сдерживать себя, в конце концов сорвался на крик: «Никогда Великобритания не станет ссориться с США из-за Франции. […] Знайте это! Всякий раз, если мне придется выбирать между вами и Рузвельтом, я выберу Рузвельта!» Иден не выказал одобрения, а Бевин подчеркнул, что Черчилль говорил от себя лично, а не от лица британского кабинета. Взбешенный премьер-министр ничуть не успокоился. Поскольку генерал отказался выступить с обращением к французам после Эйзенхауэра утром дня J и отправить офицеров связи в составе десантов, то в ночь на 6 июня шум и грохот доносились не только с нормандских пляжей: Черчилль в пароксизме гнева кричал майору Мортону: «Идите и скажите Беделлу Смитту, чтобы посадил де Голля в самолет и отправил в Алжир, пусть даже в кандалах, если потребуется. Нельзя позволить ему вернуться во Францию!» Но Мортон хорошо знал характер своего патрона, и под нажимом Идена приказ о высылке был отменен на рассвете 6 июня. Закончилась самая длинная ночь, начинался самый длинный день.