Девятая могила - Стефан Анхем

Без перчаток и настоящих зимних ботинок Фабиан сумел взобраться по одной из стоек на леса. На уровне второго этажа, где из-за сильных порывов ветра снежинки, как иголки, кололи лицо, он разбил окно и забрался внутрь. Он зажег фонарик в мобильном и быстро вышел из комнаты без мебели, где было полно кистей и банок с краской.

Пройдя длинный холл, спустился по широкой лестнице на первый этаж, где ремонт, похоже, приостановился. Пол был взломан, а с потолка свисали отдельные провода. Вскоре он нашел узкую винтовую лестницу, ведущую в подвал. В тесном коридоре на полу лежала защитная бумага и пахло краской. Через каждые пять метров он останавливался и прислушивался, и на третий раз он их услышал.

Шаги становились все отчетливей.

Фабиан отключил мобильный и стал на ощупь пробираться вдоль стены, пока не добрался до двери, в которую вошел как можно более неслышно. Слишком поздно он понял, что от его движений зажглись лампочки на потолке, и через несколько секунд вся комната озарилась светом.

Но не это было самым худшим. Новую комнату, сияющую чистотой, не так давно использовали. Он подошел к операционному столу. Конечно, его вытерли, но в большой спешке. С нижней стороны края стола и на одной из ножек виднелись следы крови, а когда он поднял перфорированную крышку слива в нескольких метрах от операционного стола и засунул руку в темную воду водяного затвора, чего он там только не обнаружил – от больших свернувшихся сгустков крови до хрящей и прядей волос.

Он встал и увидел рядом с полуоткрытой дверью в соседнюю комнату кучу завязанных черных мусорных мешков. Он догадывался, что в них находится, но не был уверен, выдержит ли, если откроет их и заглянет внутрь.

Фабиан сделал несколько шагов к куче, одновременно представив себе, как подходит к дому в Эншеде и звонит в дверь. Открывает Андерс, и Фабиан сразу же по его глазам видит, что тот понял, что случилось, и сейчас у него будет нервный срыв. Он ожидает, что Андерс начнет кричать и проявлять агрессию. Но тот падает на пол, закрыв рукой рот. Фабиан опускается на колени и обнимает его.

Он развязал один из мешков и увидел в нем две отрезанные руки и одну стопу. В другом мешке лежали части ног. Но только в пятом он нашел то, что искал.

Голову.

И тут он не мог не испытать запретное чувство.

Облегчение от того, что еще не поздно. Что пока есть возможность.

Малин Ренберг как можно сильнее ударила ногой, чтобы не даться им в руки. Одновременно она махала руками и кричала во все горло. Но не из-за боли в бедре, теперь такой острой, что она почти теряла сознание. Она кричала, спасая свою жизнь, хотя знала, что это бесполезно и ей никогда не удастся отсюда выбраться. Что у обоих мужчин слишком сильные руки, которые скоро станут держать ее так крепко, что ей останется только крик и боль.

И только тогда седой, который несомненно был Гидоном Хассом, повернулся к ней.

– От этого тебе сейчас станет немного легче, – сказал он на ломаном шведском и поднял шприц.

Малин уперлась ногами, пытаясь вырваться из его рук, но силы у нее кончились, и теперь пот бурным потоком лился с ее лба.

– Переверните ее, – сказал Хасс по-английски.

Двое мужчин, которые до сих пор не сказали ни слова, перевернули ее на бок спиной к Хассу. Она не почувствовала укола. Но эффект наступил почти что сразу. Мускулы ее тела расслабились. Боль наконец оставила ее в покое. Первый раз с тех пор, как она проснулась, она не испытывала боли.

– Вот так. Разве не лучше, признай?

Она хотела было кивнуть, но сделала над собой усилие и сдержалась. Меньше всего ей хотелось оказывать ему поддержку.

– А теперь я хочу поехать домой. Ты можешь это понять? Сейчас мне надо домой.

Хасс рассмеялся и сказал по-английски:

– Она говорит, что ей надо домой.

Двое других также начали смеяться, привязывая ее за ноги и за руки к кровати новыми ремнями.

– Какого черта вы от меня хотите? – И повторила по-английски: – Что вы от меня хотите?

– Оставьте меня с ней и начните осматривать дом, – по-английски велел им Хасс.

Мужчины кивнули и скрылись из комнаты.

– Что я хочу? – Он положил руку себе на грудь. – Извини, но кто к кому вторгся?

– Я же, черт возьми, понятия не имею, где я. Пожалуйста… – Она сделала усилие, чтобы не заплакать.

– Мы уже это проходили. Я хочу, чтобы ты ответила, есть ли здесь кто-то еще и чья машина стоит во дворе.

– Я же сказала, что не знаю. Я лежала в Южной больнице, и там на меня напала уборщица…

– Уборщица?

– Да, как раз тогда я поняла, что она проходит как обвиняемая по делу… – Малин прервала себя. Внезапно до нее дошло, как все взаимосвязано. – Я в посольстве, так ведь?

Мужчина коротко кивнул.

– Тогда, наверное, ты понимаешь, почему не можешь уехать домой. – Хасс повернулся к ней спиной и отошел, чтобы что-то взять.

– Но подожди, ты же не можешь просто так…

– Именно что могу. – Он повернулся с улыбкой и новым шприцем в руке. – И ты должна быть благодарна. Ты просто заснешь и даже не успеешь понять, что все кончено.

– А что с детьми? – Она больше не могла сдержать слезы. – Я же жду близнецов.

Хасс подошел к ней и положил руку ей на живот.

– Ты ждала близнецов, но одного уже нет. Ты этого не заметила? Вот здесь есть жизнь. – Он положил ладонь на правую сторону ее живота, а потом на левую. – А здесь… not so much.[18] Но какое это имеет значение? Скоро вы все равно воссоединитесь.

«Это не должно так закончиться», – только и думала Малин, когда Хасс, отложив шприц, затягивал ремень на ее предплечье. Не так она себе это представляла. Совершенно беспомощная и на сносях. За что ей это?

– Вот подходящая вена, – сказал он и вновь взял шприц.

– Подожди, пожалуйста, подожди. Вы должны передать Андерсу, то есть моему мужу, что я люблю его больше всего на свете. Я очень давно этого не говорила, но обещайте. Пожалуйста, вы должны мне это обещать.

– Твой муж никогда не получит от нас никаких известий. Он никогда не узнает, что произошло. Для него ты просто внезапно исчезла однажды ночью и больше не вернулась. У него, конечно, будут разные версии, но он никогда и близко не подойдет к правде. А с годами он будет все меньше думать об этом и пойдет дальше по жизни. Может быть, с новой женщиной. Кто знает, может быть, даже с близнецами.

Малин плюнула ему в лицо.

– Я надеюсь, что ты будешь гореть в аду.

Он ответил со сдержанным смехом:

– Я могу ошибаться. Но ты не производишь на меня впечатления человека, который верит в рай и ад. Хотя, возможно, все меняется, когда находишься в твоей…