Византия в эпоху иконоборчества - Алексей Величко

Помимо этого, царь отправил патриция Василия послом к аль-Мутасиму с предложением мира, но тот выдвинул столь тяжелые условия, что договориться не удалось. Более того, аль-Мутасим подумывал уже о походе на Константинополь, но пришло известие из Сирии о том, что его племянник Аббас затевает заговор против него, и халиф отправился на Восток[629].

Летом 839 г. венецианский флот был разбит сарацинами. Желая отомстить венецианцам, агаряне двинулись к берегам Далмации и на второй день Пасхи, 7 апреля 839 г., сожгли город Оссеро на острове Херсо, а оттуда, переплыв море, начали жечь города по устью реки По. На обратном пути по возвращении домой они еще захватили несколько венецианских торговых судов, ничего не подозревавших об опасности. В 841 г. арабы вновь появились в заливе Кварнеро, и у острова Сансего венецианский флот потерпел второе поражение кряду.

Тогда Феодосий двинулся в Германию, где был принят Людовиком Благочестивым. Король франков и император Западной империи вроде бы соглашался удовлетворить просьбу Византийского царя, но практической реализация эта идея не получила. Дожидаясь ответа Людовика, Феодосий умер на чужбине, так и не увидев дома, а франкское войско в итоге никуда не отправилось[630].

В отчаянии василевс направил посольство к правителю Кордобского халифата Абдаррахману (822–852), попытавшись сыграть на противоречиях между Аббасидами и Омейядами. И тот с готовность обещал предоставить свой флот к услугам византийцев, как только избавится от внутренних смут в своем государстве. Дело в том, что христианское население Испании, подогреваемое франками, уже давно пыталось освободиться от власти халифа, так что в данном случае, желая того или нет, Людовик Благочестивый сыграл против Феофила, к радости сарацин[631].

Феофил бессильно внимал новым тяжелым известиям: арабы принялись грабить Кикладские острова, а войско, направленное под руководством брата императрицы св. Феодоры Варды в Авасгин, потерпело тяжелое поражение от них. Словно вспомнив былые времена, арабы начали мощную экспансию на византийские владения в Южной Италии. В 840 г. они захватили Тарент и осадили город Бари.

А император умирал, и природа являла страшные признаки Божьего гнева: повсюду была засуха, сменявшаяся небывалыми бурями, свирепствовали землетрясения и голод.

Все же византийцы имели некоторые локальные успехи: их флот совершил удачное нападение на Антиохию, а сухопутная армия опустошила арабские владения от Мелитины до Мараша. В целом же, несмотря на военные неудачи, внимательный наблюдатель не мог не заметить, как Византия постепенно перемалывала арабскую силу. Да, ценой великих потерь и многих поражений, но раз за разом христианское воинство истощало мощь сынов Ислама. В этой великой стратегической борьбе решали не только сиюминутные успехи, а прочность того культурного и политического строя, которые лежали в основе каждой из двух воюющих цивилизаций. Медленно, очень медленно, но оттого не менее неумолимо страшно для арабов, Византия вставала с колен и готовила смертный приговор своему противнику.

Но это будет еще не сегодня. А в ту минуту мирный договор между двумя государствами был в конце концов заключен, хотя некоторые условия его казались неопределенными. Не был совершен и обмен пленными, как это обычно происходило после примирения противников[632]. В общем, всем было ясно, что этот мир продлится недолго.

Было бы наивным полагать, что император Феофил, воспитанный Иоанном Грамматиком в духе иконоборчества, сменит церковную политику своего отца и Льва V. Да это было едва ли и возможно: по-прежнему иконоборчество ассоциировалось с патриотизмом и поддерживалось большинством восточных епископов и аристократии. Попытка остальных восточных патриархов, направивших поздравления Феофилу с началом его царствования, убедить того вернуться к почитанию святых икон была изначально обречена на провал. Другое дело, что раскол в Церкви настолько утомил все стороны, что никакой ригоризм был уже физически невозможным. При всей внешней суровости мер византийского правительства в отношении последователей VII Вселенского Собора следует сделать несколько важных оговорок.

В первую очередь отметим, что первоначально отношение императора Феофила к иконам было вполне терпимым. Первый пример тому — его женитьба на св. Феодоре, о любви которой к иконам он не мог не знать. Но первоначально царь не придал этому большого значения. Лишь впоследствии, когда ему пришлось столкнуться с православной оппозицией своей власти, начались административные преследования[633].

Кроме того, нельзя не заметить, что личности последних вождей иконоборчества были до неузнаваемости демонизированы позднейшими почитателями икон. Так, в действительности Иоанн Грамматик являл собой образованнейшего человека своей эпохи, человека, всей душой и сердцем радеющего о благе Римской империи, который «был исполнен гражданского благочестия», как говорит о нем древний летописец. Не случайно император выделял Иоанна из толпы всех остальных придворных и философов и доверял ему самые ответственные поручения.

Административная политика царя также лишилась того внутреннего напряжения и суровости, которые ранее иногда были присущи действию римских властей при императорах Константине V и Льве V. Наказывая видных сторонников иконопочитания, император, тем не менее, был избирателен в отношении конкретных лиц. Например, никак не пострадали ближайшие ученики прп. Феодора Студита: Николай, будущий игумен Студийского монастыря, Афанасий, будущий игумен Саккудиона, св. Игнатий, сын императора Михаила Рангаве, будущий Константинопольский патриарх, и многие другие видные сторонники иконопочитания. Будущий патриарх св. Мефодий довольно свободно жил в царском дворце, и Феофил неоднократно брал его с собой в походы, желая от него советов по самым различным вопросам. Не исключено также, что царь опасался оставлять клирика без присмотра. Вообще, в отличие от политики императора Льва V, Феофил стремился не столько наказать непослушных или обязать их вступить в общение с иконоборцами, сколько изолировать вождей противостоящей ему церковной партии.

Не случайно в мартирологе лиц, пострадавших при императоре Феофиле, мы почти не видим вождей иконопочитания (вернее, они отсутствуют); фигурируют далеко не самые известные имена, занимающие скромные должности, в первую очередь рядовые монахи. Но и здесь все далеко не однозначно. Возникает закономерный вопрос: за что наказывались монахи — за открытую пропаганду иконопочитания и нарушение царских запретов покидать монастыри и проживать в городе или за почитание святых икон?