Высота одиночества - Татьяна Минаева

Владимир ничего не ответил. Здравый смысл подсказывал, что наибольшую опасность Рината представляла как раз-таки для второй и третьей пар. Именно они были самыми слабыми звеньями, и именно они в случае провала конкурентов получали гарантированную путевку в Сочи. Подол серебристо-фиолетового платья Оли переливался маленькими камушками, ноготки украшал свежий маникюр. Любимая папина дочка… Она не отличалась особенной красотой, однако неограниченные финансовые возможности отца сделали ее свободной и абсолютно уверенной в себе, и сейчас она была единственной, кто открыто смотрел ему в глаза.

Проигнорировав вопрос, он перевел взгляд на Алису. Она сидела в самом углу, устало привалившись к поручню. Рука ее была перемотана бинтом, а колготки порвались на коленке. Сегодняшний прокат для них с партнером однозначно оказался не самым успешным в сезоне, и, если бы не приличные компоненты, они вполне могли бы стать четвертыми. Ее платье, в отличие от сверкающих кристаллами и стразами костюмов соперниц, было совсем простым и практичным. Но Алиса обладала хорошим чувством стиля и умела держаться, а потому не терялась на их фоне.

— Алиса, — резко позвал Владимир, заставляя ее поднять голову.

Она посмотрела на него прямо и пристально, с одним ей понятным равнодушием. Ему показалось, что уголок ее губ дернулся, но, вероятно, это было лишь игрой его воображения. Она вела себя чуть более надменно, чем должна была вести девчонка, до недавнего времени ютившаяся в комнатке спортивного общежития и зарабатывавшая на жизнь подкатами. Но глядя ей в глаза он чувствовал, что отец научил ее многому, вероятнее всего и тому, что победы не достигаются любой ценой. Ничего не сказав, она качнула головой и отвернулась. Словно бы знала что-то… Словно… Он посмотрел на Аню. Она поспешно отвела взгляд, делая вид, что ищет что-то в кармане толстовки. Паршивый расклад… Самый паршивый из всех, что только он мог представить…

— Пошли, — гаркнул он, чувствуя, как гнев проникает в каждый уголок разума, как накатывает новая волна алой ярости.

Алиса снова подняла голову, но с места не сдвинулась, а Аня уставилась на него огромными карими глазами, настолько огромными, что он прочел в них все, чего так не хотел прочитать.

Стук в дверь прервал его тяжелые мысли.

— Открыто, — громко сказал он, ожидая увидеть официанта с ужином, однако это была Алла. Она прошла в номер и, не сводя с него взгляда, произнесла:

— Что ты будешь делать со всей этой ситуацией?

— Если ты пришла обвинять меня в чем-то, то давай завтра. Я слишком устал. — Потерев переносицу, Бердников подошел к бару, достал оттуда маленькую бутылочку виски и, откупорив, сделал пару глотков прямо из горла. Затем обернулся к так и стоявшей посередине комнаты Алле: — Тебе налить?

— Спасибо, нет. Ты же понимаешь, что Аня не может ехать на главные старты.

— Понимаю. А ты понимаешь, что для всех она чемпионка России?

Он поставил виски на столик и приблизился к Алле практически вплотную. Она могла бы сделать шаг назад, но не сделала. Задрав голову и гневно сверкая глазами, она смотрела на него решительно, без тени страха. За этот взгляд когда-то он и полюбил её. Она никогда не боялась его, никогда не опускала взгляда, даже в те времена, когда была семнадцатилетней девчонкой без единого титула. И он не смог сломить её.

— А ты понимаешь, что Рината — наша дочь, и мы слишком многое ей задолжали. Этот чемпионат России был её возможностью воплотить свою мечту в реальность. Она пахала, чтобы заработать путевку на Игры, Володя, жить на катке была готова. А теперь? Что теперь? Ты на весь мир объявил, что отправил своего ребенка в детдом, но боишься отстранить Титову от соревнований и предать огласке её мерзкую выходку?! — злилась Богославская. — Так давай тогда я расскажу!

— Ничего ты не расскажешь! — раздраженно бросил Владимир. — Все слишком сложно.

— У тебя всегда все слишком сложно, Бердников! Вся твоя жизнь — это слишком сложно!

— Я решу вопрос с Титовой по-тихому.

— Учти, тренировать я ее больше не буду. Делай что хочешь, но на лед моей школы она больше не выйдет.

— Алла, я же сказал… — с досадой процедил он. — Не пори горячку. Я все улажу.

— И как?

Владимир, полоснув её гневным взглядом, отвернулся, но Алла, подлетев к нему, вцепилась в его плечо и снова развернула к себе лицом.

— Как?! — повторила она.

— Обещаю, ты узнаешь одной из первых, — уклончиво ответил Бердников. Что он мог сказать ей, если пока и сам не знал ответа на этот вопрос? Но оставлять ситуацию как есть он не собирался.

В дверь вновь постучали, на этот раз это в самом деле оказался официант. Через минуту на столе стоял поднос с большим блюдом, накрытым куполообразной крышкой, и высокий изящный кофейник.

— Приятного вечера, — вежливо сказал он и, получив щедрые чаевые, вышел.

Владимир и Алла вновь остались наедине. Пройдя к столу, Бердников спросил:

— Поужинаешь со мной? — Он открыл крышку и вдохнул исходящий от еды запах петрушки и сладкого перца. Снова посмотрел на Аллу.

— Я поужинала, — коротко ответила она и, поняв, что больше ничего от него не добьётся, направилась к выходу, но не дойдя до двери замедлила шаг.

— Насчет Анны… — Алла повернулась в пол-оборота. — Я не шучу, Володя. В своей школе я ее видеть не желаю.

Бердников молчал. Мгновение она стояла неподвижно, а потом снова пошла к двери. Двенадцать лет… Ровно столько она знала Аню. Двенадцать лет работы, побед и поражений. Двенадцать лет взлетов и падений. Золото чемпионата мира, восторг и слезы радости… А сейчас ей было все равно, что станет с этой девочкой дальше. Абсолютно все равно. Возможно, чуть позже она сможет что-нибудь почувствовать, но не сейчас.

— Алла, — позвал её Владимир, и она обернулась.

— Наша дочь поедет на Олимпиаду. Я тебе клянусь.

Ничего не ответив, Алла вышла из номера, бесшумно закрыв за собой дверь.

Москва, декабрь 2013 года

Игорь отпер дверь и, толкнув её рукой, пропустил Ринату в темный коридор квартиры. Рина зажгла свет в прихожей и обернулась. Игорь вносил их чемоданы, и она опустила взгляд на его руки — сильные, жилистые, с по-мужски широкими кистями и узловатыми пальцами. Она дождалась, пока он поставит вещи у стенки и захлопнет дверь, после чего сказала:

— Я хочу съездить в школу.

Игорь немного удивился, но спустя секунду с готовностью кивнул:

— Я переоденусь и поедем.

— Нет. — Рината покачала головой. — Я поеду одна.

Они посмотрели друг другу в глаза. Этот чемпионат дался им слишком тяжело, чтобы сейчас спорить о таких малостях, однако Игорь не мог не признать, что ему неприятно. Она снова отгораживается от него, прячется, снова уходит в свое темное подземелье, где места ему нет. В показательных выступлениях они не участвовали. Рината набила себе пару здоровенных синяков, стерла в кровь большой палец правой ноги, но это не смогло бы помешать им кататься. Их сняла Богославская, и Рина, к удивлению Игоря, даже не стала спорить. Она только пожала плечами и отвернулась, принимая это как данность. И хотя спина ее по-прежнему оставалась прямой, плечи расправленными, а подбородок гордо вздернутым, он чувствовал, что она разочарована, опустошена так же, как и он сам. Они вылетели в Москву первым же рейсом. Оставляя за окошком иллюминатора город, в котором так и не сбылись их мечты, они молчали — каждый о своем, но в сущности — об одном и том же. Игорь рассматривал Олимпийский парк, тающий внизу туманом не свершившегося волшебства, линию берега, мягко встречающегося с морем. Когда самолет поднялся выше облаков, он покосился на Рину. Отвернув голову, она смотрела куда-то в пространство, словно находилось вовсе не здесь, а где-то очень далеко, там, где не было ни этого города, ни полоски берега, ни облаков, ни его самого. Рукава ее черного вязаного свитера скрывали запястья, на смену усыпанному камушками платью пришли обычные синие джинсы. Тонкие пальчики безвольно лежали на коленках. На лице ее не было и намека на косметику, и кожа казалась совсем прозрачной, а на шее виднелись синие ниточки вен. Убранные в высокий хвост волосы удерживала разноцветная резинка с нелепыми розовыми и сиреневыми цветочками. Он подумал, что они будут бороться. Обязательно будут. Только с каждым разом делать это им было все труднее. Словно с самого того момента, как они встали в пару, какая-то неведомая сила препятствовала им, противилась их стремлениям, желаниям, мечтам.