Оникромос - Павел Матушек

тебе удалось продержаться здесь полгода в одиночестве.

– Я легко не сдаюсь. Это единственное, что обо мне точно можно сказать. Кроме того, ты забываешь, что есть еще Тарсус. Мне очень повезло, что я быстро наткнулась на него. Я ходила за ним, пока он не показал мне, что и как… Не было ни света, ни отопления, и с этим нужно было что-то делать. На это ушло какое-то время, но, по крайней мере, я могла сосредоточиться на чем-то конкретном. Я очень хотела вернуть к жизни это место. Я трудилась с утра до ночи, валилась с ног от усталости, и кажется, у меня получилось. Правда, здесь еще многое нужно сделать, и не все еще работает так, как задумано, но это хорошо, потому что не остается времени на скуку. И ты каждый день помогаешь мне что-то исправлять. Ты не представляешь, как я испугалась, когда впервые увидела тебя там, в северном коридоре. Мне показалось, я схожу с ума…

Баркельби прильнул к Сихамур всем телом. Он считал, что обмен теплом – лучший способ утешения.

– Я был так же напуган, как и ты. В этом бронированном скафандре ты была похожа на какую-то потерянную безумную машину, блуждающую вслепую.

– Не преувеличивай, я просто искала блок предохранителей. Ты знаешь, как трудно смотреть вверх в этом наряде.

– Да, у него много недостатков, но, по крайней мере, в нем тепло. Подожди. Вот именно!

– Что такое?

– Вчера, когда я боролся с пряжками и снова не мог застегнуться, мне пришло в голову, что Тарсус наверняка знает, где можно найти запасные пряжки для скафандров, и нужно будет спуститься к нему. Потом я вспомнил, что мучает меня уже давно, а я все забываю спросить.

– Да?

– Если это он рассказал тебе о Крек'х-па, показал весь комплекс и, кроме нас, является здесь единственным живым существом, то почему ты не спросила его, знает ли он, кто и зачем тебя сюда притащил?

– Я спросила.

– Правда?! Что он ответил?

– Я не могу тебе сказать.

– Почему?

– Потому что сначала хочу кое-что проверить. Увидишь.

Сихамур повернулась к нему лицом. Маленькая упругая грудь прижалась к его животу, и он почувствовал, как к нему возвращается эрекция. Она тоже это почувствовала. И хихикнула.

– Ты болтаешь, отклоняешься от темы, а теперь еще и используешь приемы ниже пояса. Нехорошо. Очень некрасиво. Но у меня больше нет желания заниматься сексом, и ты не отвертишься. Ты должен наконец рассказать мне о Зерготте и встрече с Матерью Императрицей. Не бойся, здесь тебе не грозит трансфер воспоминаний.

– Откуда такая уверенность? К тому же, ты только что сказала, что не будешь меня принуждать.

– Ты шутишь, да? Ты хуже Тарсуса.

Баркельби вздохнул и лег плашмя на спину. Сихамур положила голову ему на грудь. Ее короткие волосы кололи и щекотали, но это были приятные ощущения, потому что в темноте они усиливали чувство близости. Издалека доносился тревожный ритмичный стук. Казалось, огромный чугунный кулак вновь и вновь бьет по камням. Или где-то там, глубоко под землей, огромный гранитный копёр с трудом пробивается к ядру планеты. После каждого удара мелодично звенела стальная дверь комнаты, за которой они заперлись.

– Что это может быть? – спросил Баркельби.

– Крек'х-па. Что бы это ни значило. Сегодня я чувствую, что она хочет уйти.

Баркельби почувствовал, как тело Сихамур покрылось мурашками.

– Может, это один из Беленусов? – спросил он. – Тот, кому не удалось полностью пробудиться или проникнуть в наш мир.

– Это не наш мир, а их. Они создали его. И нас. По крайней мере, так они говорят. К тому же Тарсус считает, что бронированные ворота были заперты еще до того, как Беленусы проснулись.

– Одно не исключает другого. Хочешь посмотреть, что за ними?

– Меня это не волнует. Всё, хватит. Говори. Сейчас же. Я ждала достаточно долго.

Сихамур была права. Баркельби был ей должен. Она доверилась ему во всем уже на второй и третий день их знакомства, а он постоянно оттягивал этот момент, как будто не просто боялся трансфера, а действительно хотел что-то от нее скрыть. Баркельби понимал, что теперь ему уже придется сделать то, о чем просит Сихамур, потому что, если он начнет придумывать очередные уловки и дальше отделываться общими фразами, это разрушит ее чувства и, что еще хуже, подорвет доверие, которое она ему оказала. Он смирился с тем, что ему снова придется пережить болезненные и страшные подробности своих воспоминаний, и начал рассказывать. Сначала робко, осторожно, как бы прощупывая грунт. Он был готов в любое время перенести внимание на что-то другое, но и правда не появилось никаких признаков предстоящего трансфера, и поэтому он расслабился и, неуклюже облекая свой опыт в слова, пересказал Сихамур ход аудиенции у Матери Императрицы. Когда он закончил, женщина некоторое время молчала, а затем сказала:

– Не знаю, завидовать тебе или жалеть. Должно быть, это было ужасно, но и красиво по-своему. Оно того стоило? Ты получил то, что хотел?

– В принципе, да. На следующий день я проснулся в гостиничном номере, держа в руке Зерготта. То есть тогда я еще не знал, что его так зовут, но уже видел сознательное оружие, потому определил это без труда и обрадовался, что мне удалось не только пережить встречу с Матерью, но и заполучить то, что мне было очень нужно. Хотя это был совсем не тот дар, на который я рассчитывал…

– Ты сразу вернулся в Боззокан?

– У меня заканчивался пропуск, и пришлось спешить. Я знал, что комисори, под началом которого я служил, испортит мне жизнь, если я не вернусь на базу вовремя. Не думай, что я был там кем-то важным. Я работал на складе, где хранились униформа, обувь, постельное белье, запасы продовольствия. Удобная работа. В меру моих амбиций. Она имела смысл, когда там еще были люди. Меня туда устроил брат, служивший в спецподразделении. Он имел определенные заслуги и незадолго до того, как нас перевели в Боззокан, был произведен в лейтенанты.

– Ты уже говорил, что он умер. Как это произошло?

– Я… Мы… Мы были немного…

– Прости, я не должна была об этом спрашивать. Это, должно быть, очень больно для тебя. Давай оставим это.

– Нет! Я хочу рассказать тебе об этом. Ничего мне не будет. Проще говоря, все мы, не только я и мой брат Питер, были глупы, по-человечески глупы. Это означает, что мы не принимали к сведению то, что не соответствовало нашему опыту. Все так делают, более или менее осознанно, но это