Кукловоды. Дверь в Лето - Роберт Хайнлайн

Узнал ли я еще что-нибудь полезное?

Майлз, по словам Белл, умер году в 1972-м. Если он скончался в этом округе, я, должно быть, смогу выяснить дату смерти уже через несколько часов. Потом смогу уточнить дату слушания в суде дела о завещании… если такое слушание имело место, как утверждала Белл. Через суд я смогу установить прежний адрес Рикки, если в канцелярии суда хранятся архивы. Я точно этого не знал. А чего я добьюсь, сократив разрыв до двадцати восьми лет и найдя город, где Рикки жила в далеком прошлом?

И есть ли вообще смысл разыскивать сорокалетнюю женщину, почти наверняка замужнюю и обремененную семьей? Вид старой развалины, некогда бывшей Белл Даркин, потряс меня. Я начинал понимать, что скрывается под понятием «тридцать лет». Нет, я был уверен, что взрослая Рикки останется такой же доброй и обаятельной, но вот вспомнит ли она меня вообще? Я не сомневался, что она помнит меня, но, скорей всего, как безликую фигуру – того, кого она звала «дядя Дэнни» и у кого был очень славный кот.

Неужели я, как и Белл, но только по-своему, живу воспоминаниями прошлого?

Ладно, никому не повредит, если я предприму еще одну попытку найти Рикки. Будем, в конце концов, ежегодно обмениваться рождественскими открытками… Не думаю, что ее супруг станет очень возражать против этого.

Утром следующего дня (в пятницу, четвертого мая), вместо того чтобы пойти на работу, я направился в Центральный архив округа. Архив был закрыт «по техническим причинам», и меня попросили зайти через месяц. Тогда я отправился в архив редакции «Таймс». Когда я вышел оттуда, у меня ломило спину от долгого сидения за просмотром микропленок старых номеров «Таймс». Зато мне удалось выяснить, что если Майлз и умер в период между декабрем 1970 и декабрем 1973 года, то случилось это не в округе Лос-Анджелес, – некролога я, во всяком случае, не нашел.

Естественно, никакого закона, предписывающего ему умереть в округе Лос-Анджелес, не существовало. Человек может умереть где угодно – им так и не удалось это упорядочить.

Можно еще попробовать навести справки в объединенном архиве штата Сакраменто. Я решил съездить туда как-нибудь. Поблагодарив библиотекаря «Таймс», я перекусил в ближайшем кафе и в конце концов пошел на службу.

Оказалось, мне дважды звонили; кроме того, на столе лежала записка. И записка, и звонки были от Белл. Мельком взглянув на записку и увидев первую строчку: «Дэн, дорогуша!», я, не читая, разорвал ее и выбросил. Потом позвонил на коммутатор и попросил не регистрировать звонков от миссис Шульц и не соединять меня с ней. Потом я зашел к главному бухгалтеру и спросил, можно ли выяснить бывших владельцев изъятого из обращения пакета акций фирмы. Он обещал попробовать, и я назвал по памяти номера некогда принадлежавших мне первых акций «Горничной, инкорпорейтед». Напрягать память не пришлось – мы выпустили для начала ровно тысячу акций, и я оставил за собой первые пятьсот десять номеров; «подарок по случаю помолвки» для Белл состоял из акций под первыми номерами.

Возвратившись в свою нору, я застал так Макби.

– И где же вы были? – поинтересовался он.

– И тут и там… А в чем дело?

– Вряд ли подходящий ответ. Мистер Галлоуэй дважды заходил и справлялся о вас. Я вынужден был сказать, что не знаю, где вы.

– Господи ты боже мой! Если я нужен Галлоуэю, то рано или поздно он меня найдет. Чем попусту тратить время на придумывание хитроумных комбинаций, лучше бы он хоть часть его использовал для продвижения товара на рынок – фирма от этого только выиграла бы.

Галлоуэй начинал меня раздражать. Он считался ответственным за продажи, но, по-моему, занимался в основном тем, что вмешивался в дела рекламного агентства, которое нас обслуживало. Впрочем, я, может быть, сужу предвзято, ведь меня интересует только техническая сторона дела. А все остальное – пустая бумажная возня.

Я знал, зачем потребовался Галлоуэю, и поэтому не спешил. Он хотел, видите ли, облачить меня в костюм образца 1900 года и в нем сфотографировать. Я объяснил, что снимусь, сколько его душе угодно, но в костюме 1970 года: мой отец и тот родился спустя двенадцать лет после наступления 1900 года. Он ответил, что никто не заметит разницы. Тогда я заметил, что нельзя всех считать круглыми идиотами. Он обиделся и заявил, что у меня неправильный подход к делу.

Эти люди, которые занимаются украшательством, чтобы дурачить публику, полагают, верно, что никто, кроме них, не умеет ни читать, ни писать.

– У вас неправильный подход к делу, – сказал Макби.

– Да? Сожалею.

– Вы неплохо устроились. Числитесь за моим отделом, но я обязан предоставлять вас, когда необходимо, в распоряжение коммерческого отдела. Я думаю, для вас же будет лучше начиная с сегодняшнего дня отмечаться на табельных часах, как все остальные… и неплохо бы вам отпрашиваться у меня, если вы уходите куда-нибудь в рабочее время. Пожалуйста, учтите это на будущее.

Я медленно сосчитал про себя до десяти в двоичной системе.

– Мак, а вы сами отмечаетесь в табельных часах?

– Что? Нет, конечно. Я же главный инженер.

– Вот именно. Так и говорится на табличке вашего кабинета. Но послушайте, Мак, я был главным инженером этого заведения еще до того, как вы начали бриться. Так неужели вы думаете, что я собираюсь отстукивать время прихода на табельных часах?

Он побагровел:

– Дело ваше. Но я вам вот что скажу: не будете отмечаться – не получите зарплату.

– Ах так? Не вы меня нанимали, не вам и увольнять.

– Посмотрим. По крайней мере, я могу перевести вас из моего отдела в отдел рекламы, где вам самое место. Если вам вообще есть где-то место. – Он взглянул на мою чертежную машину. – Здесь от вас никакого толку. И я не вижу смысла в простаивании такого дорогого оборудования без дела. До свидания. – Он быстро кивнул и вышел.

Я проводил его до двери. Тут вкатился «посыльный» и положил на стол большой конверт. Я не стал его вскрывать – слишком был взвинчен. Вместо этого я отправился вниз, в кафетерий для сотрудников. Мак, как и множество других педантов-бюрократов, считал, что результат творческой работы зависит от затраченных на нее человеко-часов. Неудивительно, что моя старая фирма годами не внедряла ничего нового.

Ладно, черт с ним. Все равно я не собирался здесь долго задерживаться.

Час спустя я притащился обратно и обнаружил на столе еще один конверт, на этот раз с грифом фирмы. Я вскрыл его, уверенный, что Мак решил не откладывать дела в долгий ящик. Но письмо было из бухгалтерии, оно гласило: