Восхождение царицы - Маргарет Джордж

ли та самая неистовая жена мятежника Клодия? Да, пожалуй, я слышала ее имя в связи с уличными стычками в Риме.

– Добро пожаловать, – сказала я.

Фульвия выглядела под стать своей репутации – как настоящая амазонка.

– Она ведь вдова Клодия? – спросила я Валерию.

– Значит, рассказы о ней дошли и до Александрии? – подивилась Валерия. – Да, это она. Своего рода знаменитость.

– Не похоже, чтобы она нуждалась в новом муже, – заметила я. – Или ей подойдет сам Геракл.

– По слухам, она того же мнения, – ответила Валерия.

Едва прозвучали эти слова, как в двери ввалился человек, одетый Гераклом.

Огромный, словно медведь, мускулистый, одетый в львиную шкуру, со здоровенной дубиной, он имел вид настоящего олимпийца. А на его руке висела женщина, одетая столь ярко, что я непроизвольно моргнула.

– Не может быть! – воскликнула Валерия. – Неужели он притащил ее!

Могучий мужчина подошел к нам легкой походкой, остановился и воззрился на меня, как на некую диковину. У него было широкое лицо с приятными чертами, умные темные глаза, мощная шея и улыбка, которая ослепила бы бога.

– Как изменилось это дитя! – вырвалось у него. – Царевна Клеопатра, неужели ты меня не помнишь? Я Марк Антоний! Я приезжал в Александрию с Габинием. Я спас твой трон, если ты не против такого напоминания.

Молодой солдат. Теперь я вспомнила его. Он изменился так же сильно, как и я.

– Да, конечно. Правда, я думала, что трон моего отца спас Габиний. Он был единственным, кто взялся за это дело, когда все римляне отказались.

– Габинию требовался кавалерийский командир, – сказал Антоний. – На мою долю выпал захват пограничной крепости Пелузий, самая трудная часть похода.

– И ты справился. – Теперь я вспомнила рассказ о том, как он отважно и быстро захватил крепость, считавшуюся неприступной. – Значит, ты это сделал.

– Да, царевна. Сделал.

Он произнес это без особой гордости, обыденным тоном.

– Теперь я царица, – уточнила я тем же обыденным тоном.

– И женщина Цезаря, – сказал он. – Счастливчик Цезарь! – Антоний высоко взмахнул рукой. – Любимец богов, раз получил такой драгоценный приз – тебя.

Он говорил слишком громко, и все его слышали.

– Почему ты оделся Гераклом? – спросила я, желая сменить тему.

– А разве здесь не маскарад? Или ты хочешь сказать, что и дома носишь такие же диковинные наряды? А я оделся своим предком. Всем известно, что род мой восходит к Гераклу.

– Да уж, всем известно, – передразнила его женщина.

– Позволь мне представить тебе Китерис, самую выдающуюся актрису Рима, – произнес Антоний невинным голосом.

Тут к нему подошла Фульвия.

– Дорогой Антоний, мне как раз надо с тобой поговорить, – заявила она и решительно увела его прочь.

Валерия не выдержала и рассмеялась.

– Вот, он взял с собой актрису. У него нет никаких границ приличия. Едва ли это удачный способ вернуть себе расположение Цезаря.

А где же сам Цезарь? Я уже скучала по нему, мне не терпелось его увидеть. Народу собралось немало, и если он не появится, заправлять здесь, похоже, будет Антоний со своей актрисой.

Подошел Октавиан вместе с двумя юношами примерно его возраста. Он улыбался – кажется, от души.

– Приветствую ваше величество, – обратился ко мне он. – Надеюсь, ты помнишь Агриппу? – Агриппа, стоявший рядом с ним, кивнул. – А это мои друзья Публий Вергилий Марон и Квинт Гораций Флакк.

Два бледных лица уставились на меня, словно зрелище их смущало.

– Я Гораций, – сказал тот, что пониже ростом.

– А меня друзья называют Вергилием, – промолвил второй, постарше, но более хрупкого сложения. – Пользуясь случаем, признаюсь, что я в восторге от александрийской манеры стихосложения.

– Они приехали в Рим учиться, – пояснил Октавиан. – Всех нас, деревенских юношей, влечет сюда. Потом Гораций поедет в Афины, в тамошнюю Академию. Возможно, и я последую его примеру.

Про себя я подумала, что жизнь ученого подходит для Октавиана как нельзя лучше. Возможно, он посвятит свои зрелые годы истории или философии, сочиняя трактаты, которые никто никогда не станет читать.

Молодые люди удалились, и Октавия подвела ко мне нового гостя – высокого стройного мужчину. Его действительно украшали складки тоги.

– Я хотела бы представить тебе Витрувия Поллиона, – с воодушевлением произнесла она.

– Знакомство с вашим величеством для меня высокая честь, – проговорил Витрувий, низко кланяясь.

– Цезарь ценит его как специалиста по военной технике, – сказала Октавия, – но для всего Рима он – знаменитый механик и зодчий. Ему ведомы тайны воды, древесины, камня, и он работает с ними для нас.

– Я имел честь служить под началом Цезаря в его походах в Галлию и Африку.

Африка! Значит, он участвовал в последней войне, и мне стоит поблагодарить его за то, что он поспособствовал успеху кампании. Цезарь был многим обязан своим военным механикам.

– Боги благословили Цезаря, если рядом с ним такие люди, как ты, – искренне сказала я.

Потом мое внимание привлекла еще одна женщина. Она пришла одна, но, похоже, искала кого-то среди гостей. В ее осанке и манере держаться было нечто особенное, и я спросила о ней Валерию.

– О, это Клодия, – ответила та. – Надо же, она еще жива, а я о ней чуть не забыла! – Валерия покачала головой. – Клодия была любовницей Катулла и Целия – в разное время, конечно. Теперь обоих нет в живых, да и сама она уже не молода. Должно быть, подыскивает очередного возлюбленного, а где это делать, как не на празднике?

Я была озадачена римской свободой нравов, сочетавшейся с угнетением женщин. У них нет даже собственных имен, и они вынуждены носить имена отцов. Их выдают замуж, чтобы заключать политические союзы, и разводятся с ними точно так же, в силу сложившихся обстоятельств. Они не имеют политических прав, не могут занимать государственные должности или командовать войсками. С другой стороны, здешние женщины имеют право владеть собственным имуществом, могут разводиться по собственному желанию и, в отличие от гречанок, участвуют в публичных мероприятиях вместе с мужьями. Во многих отношениях они держатся наравне с мужчинами.

Похоже, замужние женщины здесь заводят любовные интрижки – даже добродетельная и уважаемая Сервилия и Муция, жена Помпея… Что же говорить о других? Правда, мужчины не скрывают своих любовных связей, а женщинам приходится таиться. Однако не всем – если посмотреть на Китерис и Клодию. И почему «жена Цезаря» должна быть «вне подозрений», когда сам Цезарь волен вести себя как угодно?

И как, интересно, вписываюсь в эту картину нравов я, чужеземная царица?

Зазвучали трубы, и все притихли. В зал вошел Цезарь.

Он был далеко не самым рослым и могучим из присутствующих, но перед ним расступались, давая ему дорогу. Люди