Четырнадцатая дочь - Екатерина Федорова

– Оставь, мы пока справимся. Лучше ее приведи в чувство!

Рут с сожалением качнул головой, сделал два шага вперед… и тут на них накатило. На всех троих.

Упав на колени, Рут ощутил, как из глубин памяти выныривает на поверхность все, чего он стыдился. Слишком сильный замах в учебном бою, стоивший его сверстнику Ралду двух зубов и распоротой до кости щеки. Дочка трактирщика с Угольной улицы, которой он увлекся в шестнадцать лет. И к которой бегал на свидания, несмотря на все запреты. Способ, который он применил, чтобы отец и прочие эрни не учуяли тогда запах девчонки и вины, исходивший от него. Интерес, проснувшийся у него лет в двенадцать-четырнадцать к некоторым книгам из замковой библиотеки, где описывалось, что именно мужчины делают с женщинами и что при этом чувствуют последние. Уроки, от которых он увиливал, рассказывая о несуществующих поручениях отца…

Касима, которого он не спас. Служительница, которую он не остановил. Те, кого он убил, и те, за кого не отомстил.

Кто-то словно развязал мешок его памяти и вытряхнул оттуда все постыдное, все самое отвратительное, что он хотел забыть. Рут ощутил отвращение к самому себе. Губы гадливо сморщились, сердце сжала чья-то невидимая рука.

Он нуждался в ком-то, кто простил бы все его грехи. И пожалел. А самое главное – выслушал и разрешил забыть, не мучиться больше, не задыхаться от стыда, не ждать позорного разоблачения. И сделал бы так, словно всего произошедшего не было никогда…

Где-то далеко-далеко, в конце коридора, с грохотом рухнула выбитая дверь, и это помогло ему очнуться, а потом собрать воедино куски раздавленного стыдом сознания.

Те, кто их обложил со всех сторон, шли на приступ. Рут, страдальчески сморщившись, глянул на Гарта и Алвина. Тарлани, как и он, стояли на коленях. Гарт, свесив покрытую сединой голову, мерно бил себя кулаком в левую половину груди.

Каялся в грехах, догадался Рут.

Алвин стоял на коленях, застывший и сосредоточенный, белый как стена за ним. Руки были сложены на поясе в молитвенном жесте. Крупные капли пота выступили на высоких, чисто выбритых, жестких скулах княжича.

Ему хуже всех, понял Рут. Алвин расплачивается за кузину…

А по коридору уже вовсю гремели шаги, и он поспешно опустил глаза, позволяя стыду и раскаянию затопить себя снова. Драться не было смысла, в одиночку он долго не продержится. К тому же Рут сомневался, что сможет двигаться быстро, раздавленный бременем стыда и вины. И наносить удары, как положено, не играя, а убивая.

Зато был смысл выжить и посмотреть, кто же так хорошо умеет управлять чужими душами, заставляя чувствовать других несоразмерно огромную вину за мелочи, а потом жаждать…

Пришедшая мысль огорошила Рута. Жаждать милосердия? Это навязывалось ему кем-то? Но кто может сотворить такое с эрни?

Стая плащеносцев влетела, разом заполонив все помещение. Он стоял на коленях, печально опустив глаза долу, и ждал. Люди в некрашеных плащах оставили вокруг Рута пространство в один шаг. Потом борцы Лиги раздались в стороны, и только тогда он позволил себе поднять глаза.

И ощутить.

По короткому, но широкому проходу между силуэтами в желтоватых складчатых плащах шел высокий человек. Лет тридцати, не более. И если вокруг прочих разливалось белое сияние безвинности, то от этого несло виной. Но какой!

Рут напрягся.

От шедшего между борцами мужчины исходило ощущение огромной, сплетенной в узел виноватости. Сразу за всех, за людей и за нелюдей. За хороших и плохих. За то, что не уберег, недоглядел и не помог. А еще вокруг него плыло желание защитить и предусмотреть, одарить прощением…

– Девица здесь? Это она? – Голос у человека был хриплый, словно простуженный.

Сзади выступил один из котоборцев, сказал благоговейно:

– Похоже, та самая, Кайрес. А этот, – говоривший указал в сторону Рута, – смахивает на того, кто ее отбил. Остальные повыше и покрупней будут. И еще кое-что, Кайрес…

Высокий мужчина с хриплым голосом улыбнулся.

– И что же это, Сантяй?

– У девицы-то волосы темного меда, – сказал деловито котоборец. – Я уж и веко ей поднял. Там в углу темно, но глаз вроде как с зеленью.

Названный Кайресом вздохнул и на мгновенье поднял глаза к потолку. У Рута было сильное подозрение, что он сейчас возносил молитву.

– Уносите, – коротко распорядился высокий мужчина. – А этих троих оставьте. Уходим, и пусть их раздавит бремя их же вины.

Он повелительно махнул рукой. Через несколько мгновений посторонился, пропуская мимо себя котоборца, несшего на руках княжну. Голые лодыжки девушки плыли по воздуху, ничем не прикрытые.

Простолюдин, всплыло в голове у Рута, не может прикасаться к ногам благородной дамы.

Плащеносцы покинули комнату быстро и бесшумно. Последним вышел Кайрес. Остановился на пороге, спокойно оглядел троих, что стояли на коленях в комнате.

– Один из вас, судя по одежде, чужой, а прочие ему помогали. Чужак убил в борделе хозяйку и привратника, потом напал на честных борцов Лиги. Думаю, невинных тут нет. Он убийца, прочие укрыватели и пособники. Всех вас я оставляю на суд ваших душ. Он будет скорым.

Кайрес стремительно вышел, а Рут вдруг ощутил, как накрывает его каменно-тяжелая ладонь ненависти к себе. Стало тяжело дышать, он заскрипел зубами, и вдруг вцепился ногтями в собственное горло.

Заваливаясь на бок, он все пытался отодрать руки от шеи. Где-то на краю сознания пульсировала мысль, что он – эрни. Это он должен мерить чужую вину, а не склоняться перед отмеренным другими…

Рядом взревел Гарт, напоминая зверя, которого рвут на части заживо.

Очнулся он от хлесткого удара по щеке. С трудом поднял веки и увидел Арлену, склонившуюся над ним с каменным лицом. Заметив, что Рут пришел в себя, она резко встала и шагнула в сторону, а ее место заняла Нианна.

– Как вы, господин?

Боль пульсировала в голове, запуская щупальца к вискам, чего с ним никогда не было. Даже когда на тренировке получил удар шестом по голове, болела кожа под волосами, но не сама голова. Ныла шея. Он коснулся горла дрожащей рукой и ощутил края разодранной плоти.

– Как вы?

Нианна умоляюще смотрела ему в лицо, губы ее тряслись. Рут приоткрыл сухие, шершавые губы, прошептал:

– Хорошо.

Потом медленно, как старик, перекатился на бок и встал на четвереньки. Глянул туда, где последний раз видел Гарта и Алвина.

Оба лежали на полу. Гарт скорчившись и завязавшись в узел, Алвин вытянувшись. Между ними прямо на плитках пола сидела Арлена. И молча смотрела куда-то вдаль, не глядя ни на Рута, ни на сородичей.

– Что с ними? – шепотом спросил Рут.

Хотя он и так знал, что произошло с Тарланями. Раз Арлена не пыталась привести их в чувство, не трясла и не награждала пощечинами, как его.