Королевский лес. Роман об Англии - Эдвард Резерфорд

– Я пришла к вам. – Миссис Пенраддок не заготовила речь, потому что просто не знала, как это сделать. – Я очень хорошо помню вашего отца. Мой дед и старый Клемент Альбион, знаете ли, дружили, – выпалила она.

– Это возможно.

– Вам известно, что творят с моим мужем? Его обвинили в измене! – На последних словах ее голос возвысился, как будто речь шла о возмутительном деле.

Боже, могла бы крикнуть Алиса, если ты становишься во главе четырехсот человек, захватываешь шерифа и объявляешь войну правительству, то чего еще ждать? Но она понимала. Смотря на детей, она заметила, что старший мальчик сверлит ее глазами, и хотела ответить сострадательным взглядом, но знала, что не должна. Взамен она посмотрела сурово:

– Чего вы от меня хотите?

– Не может быть правым делом, – ответила миссис Пенраддок, показывая на шестерых детей, – оставить их без отца, что бы он ни сделал. Я хочу сказать, что он не позволил Уогстаффу казнить тех людей из Солсбери. Он никогда и никого пальцем не тронул. И если протектор сохранит ему жизнь, я знаю, что он поклянется впредь никогда не браться за оружие и даже полностью прекратить все сношения с королем.

– Вы выражаете просьбу, чтобы я написала обо всем этом мужу? Вы думаете, он может убедить протектора?

– Да. – Лицо миссис Пенраддок озарилось слабой надеждой. – Вы сделаете это?

Алиса пристально смотрела на нее. Она заметила тень надежды и понимала, что должна разрушить ее. Она не могла усугубить семейное горе возбуждением ложного оптимизма, который обречен улетучиться. Ее взгляд снова упал на Тома. Мальчик выглядит разумнее матери, подумала она.

– Миссис Пенраддок, – придав лицу суровое выражение, Алиса отчасти обратилась и к мальчику, – я обязана уведомить вас, что нет никакой надежды. Если судьи признают его виновным, он непременно умрет. Это все, что я могу вам сказать.

Лицо у женщины увяло, но она еще не до конца сдалась.

– Вы даже не напишете письма? – взмолилась она.

Алиса заколебалась. Что ей ответить?

– Напишу, – нехотя произнесла она. – Но это ни к чему не приведет.

– Ну, хоть пообещала написать, – сказала миссис Пенраддок детям на обратном пути.

И Алиса написала длинное и страстное письмо. Она пересказала мужу всю беседу и отметила все доводы в пользу полковника Пенраддока, включая те, о которых его жена не подумала. Какими бы ни были его намерения в начале этого злополучного дела, она ни секунды не сомневалась: если Пенраддок даст Кромвелю слово, то сдержит его.

Ответ Джона Лайла пришел через несколько дней. Он согласился с Алисой и переговорил с Кромвелем, но мало чем мог помочь, и удивляться этому не приходилось.

Томасу плохо запомнились дальнейшие дни. Были письма, отчаянные прошения. Какое-то время казалось, что гарантия надежной охраны и прощения, предложенная некоторым последователям, могла распространиться на Пенраддока и Гроува, но на это ответили отрицательно. Далее сложилось впечатление, что власти колеблются в плане выбора места, где вершить суд, но к апрелю было решено перевезти мятежников на запад Англии, в Эксетер, где их и содержали под стражей. Каждый день Томас спрашивал мать: «Когда мы поедем повидаться с отцом?», а она неизменно отвечала: «Как только он пришлет за нами».

Похоже, отец по-прежнему думал, что, возможно, его жене придется ради него отправиться в Лондон, а потому они оставались дома. Но в третью неделю апреля пришло сообщение: суд готов к рассмотрению дела. Полковник Пенраддок послал за женой.

– Можно и мне? – с мольбой обратился Томас.

Ему было сказано, что не сейчас. И вот опять пришлось остаться и ждать.

Мать отсутствовала, но он узнал вердикт еще до ее возвращения. Виновен. Послали к Кромвелю за смертным приговором. Теперь она обезумела. Пенраддок и Гроув подали апелляцию.

Сама она, как только добралась до дому, послала письмо Алисе Лайл, заявив:

– Я уверена, что она может что-нибудь сделать.

Хотя Томас так и не понял, с какой стати, коль скоро от той больше не было слышно ни слова.

Однако один удар оказался непредвиденным. На следующий день после возвращения матери, когда она успокаивала детей, к дверям подошел отряд из шести солдат с офицером во главе, и последний объявил несчастной женщине, что она должна уезжать.

– Уезжать? О чем вы? Почему?

– Дом конфискован.

– По чьему приказу?

– Шерифа.

– И меня, получается, выставляют на улицу? С детьми?

– Да.

Они переночевали в гостинице в Солсбери. Следующую ночь провели у родственников в Хейле. Однако на третий день пришло известие: им можно вернуться. Произошла ошибка. Решение насчет их имущества пока не принято.

Семья Пенраддок так и не узнала, что Алиса Лайл, в тот же день прослышав о случившемся, сообразила, что шериф, человек алчный, скорее всего, пытается присвоить недвижимость, и послала мужу отчаянное письмо с просьбой отменить приказ.

Через день после этого миссис Пенраддок с детьми выехали в Эксетер. Поездка заняла три дня. Когда они прибыли на место, от Кромвеля уже пришел приговор, начертанный и подписанный его собственной рукой. Вместо ужасных повешения, волочения и четвертования, которым подвергались предатели, Пенраддоку милостиво назначили казнь через отсечение головы топором. Его домашние никогда не видели казни изменника и плохо поняли, в чем заключалось милосердие.

В эту последнюю неделю им дважды разрешили свидание. Первое стало для Томаса потрясением. Хотя стараниями жены полковник Пенраддок был обеспечен свежей рубашкой, в своей маленькой камере он выглядел изможденным и исхудавшим. Тюремщики не позволяли ему мыться так часто, как ему хотелось, и Томас уловил, что от отца ощутимо попахивает. Но все это после первичного шока подействовало на него даже сильнее, чем могло бы в ином случае. Младшие дети лишь недоуменно таращились на неопрятного отца. Он заговорил с ними в своей обычной невозмутимой и добродушной манере, всех благословил, перецеловал и наказал быть мужественными.

Томас услышал, как он шепнул матери:

– Возможно, Кромвель смягчится. Но я сомневаюсь в этом.

Вторая встреча прошла тяжелее. С течением времени мать, хотя и старалась сохранять спокойствие, становилась все более отрешенной. По мере приближения дня казни она, похоже, думала, что ее призыв к Алисе Лайл обязательно принесет послабление. «Не понимаю, почему так долго! – вдруг сокрушенно взрывалась она. – Должно же прийти помилование!» Она сдвигала брови. «Не может не прийти». Помимо этого, она почему-то вновь и вновь возвращалась мыслями к тому факту, что люди шерифа на два дня выставили ее из дому. «Подумать только, что они пошли на такое дело!» – восклицала она.